Глеб Николаевич Голубев
Голос в ночи. «Вспомни!»
ГОЛОС В НОЧИ
Странный доктор
Цель моей поездки приближалась, и все большее смятение охватывало меня.
Сомнения начались еще в поезде. Зачем я мчусь на ночь глядя к совершенно незнакомому человеку? Что он скажет, выслушав мой сумбурный рассказ? Скорее всего, примет за сумасшедшую и отправит меня в ближайшую больницу.
Правда, Анни дала мне записочку к этому доктору Жакобу и настояла, чтобы я поехала сейчас же, немедленно. Но, может, не стоило ее слушать?…
Прямо с вокзала я позвонила по телефону, который мне дала Анни. Была такая длинная пауза, что я уже хотела с облегчением положить трубку, но вдруг ответил неожиданно ласковый старушечий голос:
— Квартира доктора Жакоба. Что вы хотели? Говорите же, вас слушают!
— Добрый вечер, — торопливо сказала я. — Можно попросить к телефону доктора?
— Добрый вечер, милочка, — ответила приветливо старушка. — Но его нет. Он уже ушел в театр.
— А когда он вернется? — Я тут же мысленно выругала себя за назойливость и поспешно добавила: — У меня к нему очень срочное дело. И очень важное.
— Вернется он поздно, дорогая. А если дело срочное, то позвоните ему туда. Он утром уезжает.
— Куда позвонить?
— Да в театр. У него там есть телефон.
Она назвала мне номер. Странно: что же, у него там рабочий кабинет, у этого доктора, в театре? Хотя, может, он подрабатывает вечерами как театральный врач…
Пожалуй, я даже обрадовалась, что сегодня встреча не состоится. Есть время собраться с мыслями, подумать до утра. А завтра…
Может, утром я просто вернусь домой. Что-то не внушает мне доверия этот доктор.
Оставалось позаботиться о ночлеге. У меня были знакомые в городе, но идти к ним сегодня не хотелось. К счастью, в первой же маленькой гостинице в узком привокзальном переулке нашелся свободный номер.
В тихом номере, выходящем окнами во двор, где сонно шелестели деревья, я успокоилась. Умылась, причесалась перед потускневшим от старости кривым зеркалом.
В окно была видна цепочка пестрых огней набережной, словно отрезавших озеро, черневшее темным провалом. Лишь вдали, где смутно виднелась мрачная громада Шильонского замка, серебрилось на воде пятно лунного света, прорвавшегося сквозь тучи, — картина совсем в манере старых живописцев-романтиков.
Я почувствовала себя очень одинокой.
Что делать дальше? Сидеть тут весь вечер или сразу завалиться спать?
Машинально я включила маленький радиоприемник, стоявший на столике у кровати, и услышала вкрадчивый голос:
«У вас свободное время? Вас мучает бессонница? Тоска одиночества? Днем и ночью вызывайте Телебиблию: тридцать пять девяносто девяносто…»
Передо мной встало измученное, осунувшееся лицо тети, и я поспешила выключить приемник.
Но ведь старушка сказала, что утром Жакоб куда-то уезжает. Я решительно сняла трубку телефона, стоявшего на столике возле монументальной деревянной кровати, и набрала номер.
— Да?
Этот негромкий деловой голос сразу прогнал всю мою решимость. Я уже хотела бросить трубку, но он настойчиво повторил:
— Да? Я слушаю.
— Простите… Это театр?
— Да. Варьете «Лолита».
— Могу я попросить к телефону доктора Жакоба?
Может, старушка надо мной подшутила? Но телефонная трубка ответила:
— Я слушаю вас.
Отступать поздно. Попалась.
— Я хотела с вами посоветоваться по очень важному делу. Мне рекомендовала Анни. Анни Дальрик, вы ее знаете. Извините, доктор, что беспокою вас так поздно. Я звонила к вам домой, и мне дали этот телефон…
Он слушал мое бессвязное бормотание не перебивая, а я все больше смущалась.
— Могу я с вами завтра повидаться, доктор? Дело очень, очень важное.
Помолчав, он ответил:
— Завтра утром я уезжаю. Но если дело действительно важное…
— Вопрос жизни и смерти! — торопливо перебила я.
Он недоверчиво хмыкнул и насмешливо спросил:
— Это из какого-то романа? Если я вам нужен, приезжайте сейчас, только побыстрее, у меня мало времени.
— Куда?
— Сюда, в варьете… — И он назвал адрес, который я поспешно записала неразборчивыми каракулями на пачке сигарет.
Отступать было невозможно. Я позвонила портье и попросила вызвать такси. Еще раз причесалась, спустилась вниз. Такси уже ждало у подъезда.
Ехать оказалось совсем недалеко. Через пять минут мы свернули в какой-то узкий переулок, подозрительно ярко освещенный множеством пестрых фонарей, и остановились перед стеклянной дверью. Над нею сияла игривая вывеска: «Лолита».