Ганс ничего не записывает, но все запоминает, а потом составляет протокол каждой беседы или опыта. Очень удобно.
И Ганс доволен своей жизнью, хотя иногда и начинает в шутку стыдить Мориса, будто тот его безбожно эксплуатирует. Но жалованье он получает щедрое да, кроме того, частенько подрабатывает, выступая вместе с Морисом и всех удивляя своими феноменальными способностями. Деньги он бережливо копит на старость и станет, наверное, скоро миллионером, потому что одинок, скуповат, не пьет и не курит.
— Кто зарабатывает только на хлеб, сыт не бывает, — рассудительно отвечает Ганс, когда мы с Морисом начинаем подшучивать над ним.
Голова его напичкана пословицами, и он очень любит их приводить кстати и некстати.
Некоторые его странности меня пугают. Ганс может, например, преспокойно сказать:
— Ну, как же вы не помните это место?… Там еще такой зеленый солоноватый забор…
Цвета для него имеют вкус, и звуки тоже он, как уверяет, воспринимает на вкус и в красках. Это помогает ему якобы все запоминать.
А может, он просто выдумывает? Ганс большой фантазер. Если его попросишь куда-нибудь сходить, он подробно и обстоятельно, с массой точнейших деталей, расскажет, что там видел. А потом выяснится, что он вовсе никуда не ходил и ничего не сделал, просто-напросто все вообразил! И уверяет при этом, что такова, видите ли, его натура: он, дескать, постоянно путает реальные события с воображаемыми, и это мешает ему жить. Меня такие штучки бесят, а Морис всегда смеется и поддерживает Ганса.
Морис проводил специально опыты и убеждает меня, что феноменальный Ганс действительно обладает необычным воображением. Ему достаточно лишь вообразить, будто кладет левую руку на край горячей плиты, а в правую зажимает кусок льда, и температура одной руки повышается, а другой понижается сразу на два-три градуса!
Я бы не поверила этому, если бы не видела градусник собственными глазами.
Ганс может ускорить биение своего сердца — для этого ему достаточно лишь представить себя бегущим по улице за автобусом. А зубы он лечит без всякого наркоза: просто представляет сидящим в зубоврачебном кресле не себя, а кого-нибудь другого.
— Хотя бы вас, — галантно сказал он как-то мне. — Это очень отвлекает.
— Благодарю! — засмеялась я. — Вам, конечно, удобно. Хорошо хоть я при этом не испытываю зубной боли…
— А вы потренируйте ваше воображение, — всерьез посоветовал он. — Мне кажется, это доступно всем, только надо тренироваться.
Он ничего не забывает.
Морис иногда проверяет его и, заглядывая в свои записи, спрашивает:
— Скажите-ка, Ганс, какой опыт мы с вами проводили пятнадцатого июня шестьдесят третьего года?
— Пятнадцатого июня? — переспрашивает Ганс и на миг задумывается, морща высокий лоб. — Подождите… вы были в сером костюме… Я сидел против вас у окна. А, мы запоминали таблицу цифр.
— Вы можете ее вспомнить?
— С удовольствием… — И Ганс начинает без запинки сыпать четырехзначными числами.
Морис едва успевает их проверять по своим записям, ошеломленно качает головой и восхищается:
— Ни одной ошибки!
Конечно, при такой необыкновенной памяти любой человек кажется Гансу притворяющимся, если он что-то забыл. Он просто не может себе представить, как это возможно — забывать…
— Ну, а ты что думаешь о нашем госте? — спросил Морис у меня.
— История очень трогательная. Ты должен ему помочь. Это возможно?
Постукивая пальцами по столу, муж задумчиво ответил:
— Слишком мало мы еще знаем о загадочных процессах человеческой памяти. Последние исследования, кажется, внушают уверенность, что мы запоминаем практически все когда-либо привлекавшее наше внимание, только не умеем вспоминать по желанию. Похоже, вся информация, поступающая в наш организм, оставляет где-то в нервных клетках вечный, нестираемый след. Но где? И как добраться до этих записей?
— Для меня нет ничего проще, — горделиво сказал Ганс.
— К сожалению, только для вас. И если бы вы могли поделиться этой чудесной способностью с другими, научить нас все запоминать и в любой момент вспоминать по желанию… Но ведь вы даже не можете рассказать, как это вам удается.
— Да, — смущенно согласился Всепомнящий Ганс. — Я просто вспоминаю, и все. Никаких секретов.
— Очень просто, — насмешливо подхватил Морис. — А как подобрать ключи к памяти Томаса?
— Он действительно сирота? — спросила я.
— Да. Был в сорок пятом году приведен неведомо кем в одно селение возле Сен-Мориса. Крестьяне передали его в ближайший монастырь святого Фомы. Там его воспитывали до пятнадцати лет, потом пристроили куда-то батраком.