Если отпрыск покровителя оказывался неспособным или ленивым, певец-учитель объявлял, что дальнейшее продолжение занятий безнадежно, и школу закрывали. Если школа продолжала работать до полного завершения курса, учеников чествовали на празднике, и предполагалось, что они будут продолжать совершенствовать голоса и приобретать новые знания. Считалось, что глоток пенистой морской воды, выпитый в день празднества по поводу окончания школы, сделает ученика мудрым. Верили также, что если выпускник в одной руке держал небольшого бычка (рыбу), а другой рукой поглаживал сперва рыбу, а потом свои губы, то ни его руки, ни его ноги не сделают ошибок.
Ученик, который стремился стать мастером песнопений, продолжал занятия, соблюдая при этом множество различных ограничений. Он должен был пройти по крайней мере через две торжественные церемонии на священном для данного племени месте до того, как его мастерство получало официальное признание. Когда при поддержке семьи и в силу своей незаурядности он был близок к получению титула мастера песнопений или церемониального жреца, кончалась его свобода. Даже любой намек на удовольствия, которые были позволительны его сверстникам, для него являлся табу. Никаких ожерелий из цветов, никакого благовонного кокосового масла, никакой шафрановой краски для усиления татуировки, никаких игр, никаких женщин и полное одиночество во время принятия пищи!
Это только некоторые из табу, действовавших во время его обучения. Но если он получал звание, то становился самым знатным человеком после вождя и верховного жреца. Как и они, он мог ожидать почестей, которые оказывались даже после его смерти. В племени наступал период табу, затем следовали длительные, тщательно разработанные погребальные церемонии и, наконец, праздник обожествления его духа. Многочисленные жертвоприношения (включая и человеческие) гарантировали ему жизнь в одной из лучших, если не в самой хорошей части Гаваики, нижнего мира. Племя будет призывать его дух обратно, чтобы вручить ему памятные подношения и испросить у него совета.
Такую же трудную жизнь, как и те, кто стремился выучиться, чтобы стать мастером песнопений или церемониймейстером, вел и перворожденный сын вождя. И для него тоже компенсацией за эти лишения были престиж и благосостояние в этом мире и место в пантеоне после смерти. Вождь фактически отказывался от своих прав после рождения первенца. Выступая в качестве регента, он совершал длительный ряд церемоний, которые заканчивались только после того, как сын женился и у него рождался первый сын. Перворожденный сын был искрой жизни для продолжения рода, основатели которого восходили к началу вселенной. Благополучие старшего сына вождя было жизненно важным для духовного и физического состояния его племени. Поэтому все вносили свой вклад в его содержание и участвовали в главных церемониях, устраивавшихся в его честь. Табу не разрешало его родителям пользоваться теми дарами, которыми люди осыпали священного ребенка. То, что этот принцип соблюдался, подтверждается и Мелвиллом. В романе "Тайпи" он неоднократно отмечал простоту, скромность и демократичность вождя, под защитой которого находился.
К тому времени, когда для первенца-сына была построена школа и в качестве учителя приглашен мастер песнопений, мальчику требовалась уже только шлифовка полученных ранее знаний и навыков. С детства ему передавали знания племени и приучали к выполнению его обязанностей при совершении обрядов. Лучшие мастера учили его делать украшения, шить одежду, изготовлять тесла, строить лодки, дома и делать татуировку. Они учили его во время своей работы. Их песни одновременно были и магическими заклинаниями, и мнемоническими средствами: в них говорилось и о богах, и о материалах, и о производственных процессах.
При этом каждая частность четко связывалась с соответствующим предметом из мира изначальных богов. После завершения работы над каждой вещью обязательно совершался племенной обряд, при котором жрец повторял на память самую священную часть космогонической песни. Это происходило в доме, бывшем табу для женщин. Затем все переходили в менее священный дом. Здесь женщины-мастерицы присоединяли свои голоса к голосам мужчин и вместе исполняли песни, которые, подобно космогоническим поэмам, связывали новые события с им подобными священными свершениями прошлого.