Сел напротив.
— За знакомство пока ещё не пили, — он чокнулся с моей чашкой, и я открыла упаковку с лакомствами. — Мышонок, расскажи мне о своём папе.
— Зачем? — я взяла маленький рожок с кремом и удивлённо уставилась на него.
— Буду просить твоей руки и сердца, должен быть готов.
— Папа не общается с людьми, которые ему не нужны, — грустно сказала я. — Мне кажется, я просто должна от него сбежать. Ну, поставить перед фактом.
— Возможно, но чтобы избежать конфликта, придётся познакомиться.
Ветер не понял, что лучше с моим папой не сталкиваться, если он сам этого не захочет? Нет, папа у меня хороший, но что ожидать от него, я так и не понимала.
— И ещё, — он слопал сразу пару пирожных и посмотрел мне в глаза.
Карие глаза имели странное свойство, меняли оттенки прямо в режиме реального времени. Вот они у него были кофейными, пара секунд — и в солнечных лучах стали чайными, и даже чай в моей чашке казался темнее.
Завораживал меня этот парень. Неужели мне показалось, или в глазах появились оранжевые отсветы? И на лучиках этого огня играли розовые искры. Лучше никому не рассказывать, что я вижу мир по-другому, и так я считалась двинутой на всю голову.
— Что? Илья, зачем ты стесняешься задавать вопросы, я врать не стану.
— Я уже понял. У тебя какой диагноз?
— Какой интересует? У меня их букет. Я вижу в твоих глазах оранжевый и розовый цвет, если ты прикрываешь их, то розовый становится фиолетовым. Я – тетрахромат. У меня редкая генетическая аномалия сетчатки глаз, улавливаю больше цветов и оттенков, особенно при солнечном свете. Но мама не хотела, чтобы я рисовала, ей не нравились мои рисунки. Сказала, что мир не такой, и нечего строить из себя психопатку. Она тоже не разбирается в диагнозах.
— А ты разбираешься?
— Стараюсь, — я съела наконец-то рожок с кремом.
— Тебе нужна опека? — решился парень.
— Нет, я не считаюсь инвалидом. Я даже без присмотра буду спокойно жить. Вот моя Кристина не сможет. Её сразу испортят, — я погрустнела.
Кристинка требовала к себе пристального внимания, ей без опекунов не выжить. Она даже ухаживать за собой полноценно не могла. И я думала забрать её к себе, когда исполнится восемнадцать, потому что у Кристины очень плохой родственник. Он точно её будет обижать.
— Если с твоим папой не получится поговорить, будем скрывать наши отношения. А потом сбежим, — сказа Илья. — Согласна?
— Да.
— Тогда слушаешься папу и меня. Меня больше, чем его. Согласна?
— А ты меня не бросишь, не обманешь?
— Никогда! — заверил он, глядя мне в глаза.
Такой… Я оставила чашку и перекинулась через столик, чтобы поцеловать его. Сама голову набок склонила и чуть прикоснулась языком к его губам.
И так здорово! Так волнительно и трепетно. Разлилось по телу приятной истомой нежное тепло. И казалось, я слышу, кроме пения птиц в лесу, игру фортепьяно. Это душа моя ликовала.
Его пальцы коснулись моего лица, и я свои положила сверху. Хотелось своего восемнадцатилетия, и скорее бы к Ветру переехать жить. В наш «корабль». Мне не нужна современная мебель, дорогое постельное бельё.
Что все эти блага мира, если Ильи не будет рядом?
Брендовые платья к сердцу не приложишь. Ни одна помада так не окутает губы, как губы любящего парня, и не наполнит краской, как от поцелуя. И нет таких румян, что украсят мои щёки ярче и краше, чем румянец смущения.
Я так сильно влюбилась, и так меня это стесняет одновременно, что задыхалась.
— Мышонок, — прошептал Илья, потянул меня к себе на колени.
И я податливо прильнула к нему, уселась, как тогда в машине, прилегла, уложила голову на его плечо.
— Слушай, Дана. Композитор я не очень хороший, но что сумел.
Он отдышался и вдруг запел:
— В сапфировых льдах, карамельной листве,
В палящих лучах, изумрудной траве
Весь год напролёт моё сердце поёт
О тебе, о тебе, о тебе…
Илья прижался ко мне, глаза прикрыл и продолжил:
— Ты плещешься в сердце, являешься в снах,
Втекаешь в меня на мягких волнах.
Ты – солнце, в твоих я купаюсь лучах.
В мечтах, в мечтах, в мечтах…
У меня потекли слёзы счастья. Здорово же, что у меня такой романтичный и потрясающий парень.
— Я тебе говорила, что ты самый классный?
— Скажи, — прошептал мне в губы. — Скажи, что всегда будешь любить.
— Я с тобой, только не бросай. Мир такой страшный! Как он не испортил тебя?
— Испортил, Мышонок, — хмыкнул Илья, погладил меня по плечу. — Сильно испортил, я жестокий, такой же, как этот мир.
*****
Не знала, что должно произойти, чтобы я перестала Ветра считать идеальным. Мы вернулись, бежали в школу, взявшись за руки. Можно было ещё успеть на часть уроков. И у Ильи вечером был кружок игры на гитаре. К тому же, нужно было репетировать вальс... У нас много дел.
Мне нравилось с ним разговаривать. Только с Кристиной я могла так спокойно беседовать обо всём. Даже с папой чувствовалось напряжение, а Илья стёр границы, и я оказалась болтушкой рядом с ним.
День, как и предполагалось, был тёплым, если не сказать жарким.
В школьной ограде со стороны частного сектора не оказалось калитки. Я впервые была у этой части забора. Кроме того, что глухая дорожка, ещё деревья хвойные придавали мрачности этому месту.
Когда мы подходили к школе, из сада выходили младшие классы. Девочки и мальчики с садовым инвентарём. Несколько мальчиков дрались на граблях, и учительница ругала их.
Раздался за нашими спинами свист.
— Ветер!
Илья хмуро глянул на того, кто его окликнул.
Трое здоровых парней не решались пройти на территорию школы. Стояли и ждали в тени больших ёлок.
«Где ёлки, там и волки», — появилось в моей голове.
— Нет, — выдохнула я, испугавшись.
Хорошо, что я не совсем болела. Может, эмоции считывать получалось с трудом, но когда грозила опасность, чувствовала всем сердцем. Дрожь пробежала по телу, стало тяжело дышать.
И не зря!
— Малолетку бросай и пошли, поговорить надо, — сказал самый низкий из парней и сплюнул на школьную дорожку.
— Всё равно придётся, — хохотнул самый высокий, он стоял с капюшоном на голове, и его лица почти не было видно, только тяжёлый подбородок и узкие губы.
Я хотела возразить. Но Илья на время спрятал меня от этого мира в своих объятиях. Почти мгновенная смена настроения: пропало беспокойство. Он поцеловал меня в лоб и улыбнулся.
— Беги на уроки, я скоро, — подмигнул мне.
Отошёл. Я видела, как исчезла улыбка с его лица, он шёл в сторону мужчин.
Не знала, что делать. Слушаться ведь надо. Повернулась к школе и наткнулась на парочку. Майя и Максим. Вид у них был странный. Взъерошенный. Максим Ершов рванул как спринтер в сторону другой калитки. Майя, глядя, как уходит Ветер, припустила в сторону школы.
Я сильно растерялась. Илья уходил с парнями на страшную дорожку, одноклассники разбежались.
Шла в школу, оглядывалась, но ничего подозрительного больше не было. Напряжение не спадало внутри меня. На крыльцо школы выбежала Варя Рязанцева. Верхнюю одежду она либо не носила, либо в раздевалке забыла. В голубых свитере и джинсах, как могла на своих каблуках, рванула в сторону. Следом за Рязанцевой выскочила толпа девчонок. Среди них была Полина Потёмкина. У нас был урок физкультуры, и Полина не успела переодеться.
— Не дайте ей домой сколоть. Гоните к гаражам! — закричала она.
Девчонки разделились на три группы.
Я знала, что это. Буллинг называется. Травля.
— Ушёл Ветер с Пахомкиным? — заметила меня Полина.
— Ушёл с тремя парнями, — подтвердила я.
— Они его убьют.
«Убьют….Убьют»… — кровью ударило в голову. Я рванула обратно к мрачной дорожке.
Сосредоточенно пыталась поймать навык, полученный опыт. Меня не обмануло предчувствие, значит, нужно ему доверять. Я не понимала, что задумали люди, но внутри есть что-то, оно поможет мне прожить в этом мире.
Меня выловили почти у самого выхода со школьной территории в кольцо крепких рук и над землёй подняли, так что мне оставалось только брыкаться.
— Лялька, ты никуда не идёшь, — это был Егор Буравкин.
Мимо нас промчались Максим Ершов, Лёнька Цветков, рыжий парень, который нас подвозил с Ильёй на своей старой машине и ещё несколько взрослых ребят.
— Дана, иди в школу, чтобы я тебя здесь не видел! — Егор отпустил меня и подтолкнул обратно к школе.
Я уставилась в его белое лицо с небесно-голубыми глазами. Он подмигнул мне и указал пальцем, чтобы я уходила.
— Они убьют его? — из глаз потекли слёзы.
— Нет, — твёрдо ответил Егор и побежал за мальчишками, быстро исчез за ёлками.