Читатель! Не к тому мы рассказываем эти случаи, чтобы показать, что между духовными и святыми людьми могут быть временные несогласия и недоразумения. Что в этом удивительного, когда и между святыми апостолами бывали подобные размолвки. Но мы хотим реально увидеть те действительные духовные отношения между монахами последнего времени - старшими и новоначальными,- которые на самом деле значительно отличаются от древнего взаимоотношения старцев и послушников. Вспомним критический отзыв иеромонаха Доримедонта о том, что святитель Игнатий «по видимости не опровергает общих принципов послушания, но существенно корректирует их применительно к эпохе духовного оскудения» и «категорически отвергает возможность глубокого послушания», «таинственного духовного союза послушник - старец для своей эпохи». Но вот мы все более убеждаемся, что не святитель Игнатий, а само время, сама эпоха настойчиво требуют этой коррекции! Видим из рассказанной здесь истории, что и старец, и ученик относятся друг ко другу скорее как духовные братья, как сподвижники, как воины, в сражении стоящие плечом к плечу. Ни один из них не находится в «слепом послушании» у другого, но в разумном, рассудительном. Они взаимно исправляют ошибки и поползновения один другого, советуются друг с другом. Как раз о таких взаимоотношениях между желающими спастись часто говорили отцы Церкви в последнее время. Житие старцев Василиска и Зосимы как бы свидетельствует собою правоту слов святителя Игнатия: «Скромное отношение советника к наставляемому - совсем другое, нежели старца к безусловному послушнику… «…» Очевидно, как путь совета и последования Священному Писанию сообразен с нашим слабым временем»[13].
Архимандрит Антоний (Медведев; 1792-1877) вступил в Саровский монастырь в 1818 г.; пострижен в монашество в 1822 г. В 1826 г. стал строителем Высокогорской пустыни. В 1831 г. митрополит Филарет назначил его наместником Троице-Сергиевой Лавры. На этом послушании преподобный Антоний пробыл 46 лет.
Леонид (Краснопевков; 1817-1876), епископ Дмитровский, викарий Московской епархии. В 1876 г. возведен в сан архиепископа Ярославского и Ростовского.- Ред.
Концевич И. М. Оптина пустынь и ее время. ТСЛ; Владимир, 1995. С. 149-151.
Серафим (Чичагов), митрополит. Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря: В 2 ч. М., 1996. С. 441.
Там же. С. 453.
В «Летописи…» следующие слова даны по-старославянски, мы же приводим русский текст по изданию: Петр Дамаскин, преподобный. Творения. М., [1993]. С. 180 (мысль преподобного Максима Исповедника).
Цит. по: Серафим (Чичагов), митрополит. Летопись… С. 334-335.
Старец Зосима Верховский. Житие и подвиги. Изречения и извлечения из его сочинений. М., 1994. С. 50-51.
Там же. С. 40-41.
См.: Там же. С. 43.
См.: Старец Зосима Верховский… С. 57-58.
Там же. С. 98-100.
Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 80.
"Путь, свидетельствуемый святыми отцами"
Уместно здесь напомнить нашим братьям фрагменты жития и некоторые наставления святого Паисия (Величковского), возобновителя старчества, великого наставника внутреннего делания, много претерпевшего скорбей и скитаний по причине духовной скудости нашей эпохи. Родился Петр (будущий старец Паисий) в 1722 году в Полтаве. В 1735 году родители, желая, чтобы он стал священником, послали его учиться в Киев в Духовную Академию. Но через три года учебы Петр почти перестал заниматься, поскольку, во-первых, у него созрело твердое намерение стать монахом, а во-вторых, от внешнего учения, как сам говорил о себе, он не видел никакой пользы, слышал только одни имена языческих богов и мудрецов и опасался, как бы самому не совратиться от слышания одной земной мудрости. Наконец, он покинул Киев и тайно от своей матери бежал в дальнюю обитель возле Любеча. Игумен принял его тепло, Петр стал проходить монастырские послушания, изучать писания святых отцов. Но через три месяца в обитель был назначен новый настоятель, весьма жестокий и властный. Он строго и несправедливо наказывал братию, и Петр, испугавшись гнева игуменского, тайно бежал из обители. После тяжких скитаний он обрел было духовного старца-пустынника, жившего на уединенном острове. Тот постоянно трудился в переписывании отеческих книг. Замечая высокое духовное настроение отшельника, Петр горячо желал остаться при нем. Однако, к величайшему огорчению, старец ни за что не хотел взять его к себе в ученики: «Чадо,- говорил он,- я человек грешный и недостойный и не в состоянии направить на путь Божий мою собственную бедную душу. Как же я осмелюсь принять тебя? Это дело не моей меры. Прошу тебя, не отягощай меня твоей просьбой!». И сколько ни плакал Петр, падая пред старцем на колени, тот оставался непреклонен, говоря ему: «Не скорби Господа ради о том, что я не принимаю тебя, ибо я это делаю, не презирая твое спасение, но ради немощи души моей. Возложи же свою надежду на Господа, Который не оставит тебя…»[1]. Петр опять отправился искать иноческое пристанище, где бы он мог научиться духовной науке, и был принят в монастырь Медведовский в области Киевского митрополита. Здесь вскоре же его постригли в рясофор с именем Платон. Восприемником его, то есть старцем, стал иеромонах Никодим. Но когда новопостриженный обратился к своему старцу с просьбой дать ему келейное правило, тот сказал ему: «Ты брат - ученый, поэтому я не определяю тебе правила, а как Бог тебя вразумит, так и содержи правило в келии твоей». Через неделю после этого разговора старец ушел из монастыря неизвестно куда. Сам старец Паисий говорил впоследствии: «Таким образом я остался, как овца заблудшая, без пастыря и наставника. И нигде не пришлось мне пожить в повиновении у какого-нибудь отца, хотя, как вижу, устроение моей души в юности было весьма удобопреклонно к повиновению, но не получил я такого Божественного дара за свое недостоинство»[2]. Из жития старца Паисия мы видим, что в Медведовской обители, хотя и был он в послушании, но некоторые подвиги избирал самостоятельно. Так, он «по своей охоте помогал повару, привозил ему воду, колол дрова и многое другое делал», стал приучать себя к малоспанию, как сам он рассказывал об этом периоде своей жизни: «…я решил в душе своей никогда не лежать, но весь день проводить на послушании, а ночи - на правиле и, стоя, принимать немного сна. Через некоторое время у меня разболелись ноги так, что я ходить не мог. Тогда я нашел лубяную коробку, вырезал с одной стороны часть ее и, сидя на ней, засыпал ненадолго. Когда же я засыпал крепко, коробка опрокидывалась и я с нею…»[3].