ишел в монастырь и стал послушником старца
Леонида. Родился Димитрий Александрович (таково было его мирское имя) в 1807
году в семье богатой и благочестивой, которая происходила от рода древних
дворян и была весьма известной и чтимой фамилии. В шестнадцать лет он вступил в
главное инженерное училище Санкт-Петербурга, которое было основано по настоянию
его Высочества Николая Павловича Романова, в 1825 году ставшего Российским
императором. На тот момент Николай Павлович являлся генерал-инспектором
инженеров и сам ежегодно отбирал пансионеров, которых брал под свою опеку и на
содержание. Вскоре же Великий князь обратил особенное внимание на
благообразного, талантливого юношу Брянчанинова и вызвал его в Аничковский
дворец, где представил своей супруге Великой княгине Александре Феодоровне,
после чего тот был зачислен в ее пансионеры. Став императором, Николай Павлович
и его супруга императрица Александра продолжали оказывать свое милостивое
расположение Димитрию Александровичу. Когда же до отца его, Александра
Семеновича Брянчанинова, стали доходить сообщения, что сын его Димитрий много
уделяет внимания духовной жизни, часто посещает храмы и монастыри, то он крайне
забеспокоился такой набожностью сына и стал всячески препятствовать ему в его
желании избрать иноческий путь. Он привлек к этому своих влиятельных друзей и
родственников в столице, от лица которых, наконец, была предъявлена жалоба
митрополиту Петербургскому в том, что монахи и духовник Невской Лавры склоняют
Димитрия Александровича, юношу весьма любимого императором, к монашеству. После
этого митрополит запретил духовнику Лавры принимать Брянчанинова на исповедь.
Димитрий Александрович был много наслышен от лаврских монахов о старце Леониде,
и, наконец, представился ему случай видеться с самим старцем. Об этой встрече
Димитрий говорил впоследствии своему искреннему другу: «Сердце вырвал у меня
отец Леонид, теперь решено: прошусь в отставку от службы и последую старцу, ему
предамся всецело душею и буду искать единственно спасения души в уединении». Но
долгое еще время Брянчанинову препятствовали во вступлении в монастырь и
близкие родственники, и влиятельные знакомые, и даже сам император, к тому же
прибавлялись затруднения со стороны физического его здоровья. Наконец, на
двадцать первом году своей жизни, преодолев множество преград, он вступил в
Александро-Свирский монастырь в послушание к старцу Леониду. Беспрекословное
послушание и глубокое смирение отличали поведение послушника Брянчанинова. Он
со всей душой предался старцу Леониду в духовное руководство, и отношения эти
отличались всей искренностью и прямотой. Послушник во всем повиновался воле
своего духовного отца, все вопросы и недоумения разрешались непосредственно
старцем. Старец же не ленился делать замечания своему юному питомцу, вел его
путем внешнего и внутреннего смирения. В отношении Димитрия им был предпринят
крайне смиряющий образ руководства, скорее всего, для того, чтобы победить в
молодом ученом офицере всякое высокоумие и самомнение, которые обыкновенно
присущи каждому благородному и образованному человеку, вступающему в среду
простецов. Старец постоянно подвергал своего ученика испытаниям, и такие опыты
смирения нравились благородному послушнику. Димитрий Александрович с
покорностью отправлял и низкие служения. Но, как говорится в жизнеописании
святителя Игнатия, «испытаниям, хотя бы они совершались в духовном разуме, есть
мера, свыше которой они утрачивают свою привлекательную духовную сторону,
остаются при одной внешности. Усердие и ревность подвергаемого испытаниям
начинают тогда ослабевать, когда не получают подкрепления в силе духовного разума,
которым должны быть проникнуты такие испытания. Старец при таком образе
действований должен обладать в достаточной степени этой силой, чтобы его
действия были несоблазнительны и удобоприемлемы… Древние святые отцы в таких
случаях действовали чудодейственной силой, и она удерживала при них
послушников. Разум рождается от опытности, опытность приобретается от многих
примеров; а этот пример обращения с благовоспитанным и умственно необыкновенно
развитым послушником в духовной практике о «тца» Леонида едва ли был не первый.
Тщательное воспитание при всем внимании к духовно-нравственной стороне требует
сообразо[вы]ваться и с физическим состоянием воспитываемого, а умственное его
развитие нуждается в соответственном себе упражнении. Трудно предположить, чтобы
все это соблюдалось при помянутых испытаниях…»[11]. Сам святитель Игнатий
замечает, что в древности, «когда старцы обиловали благодатными дарами, а
новоначальные - усердием и силой произволения», уничижение часто употреблялось
при воспитании монахов, при этом «вырабатывалось сердечное смирение». Однако,
как подчеркивает далее святитель, «духовное врачевство это, сохраняя само по
себе все достоинство свое, нуждается в наше время в особенном благоразумии при
употреблении его. Благоразумие требует от современного старца, чтоб он,
всматриваясь в собственное свое преуспеяние, не возлагал на ближнего таких
бремен, каких сам не нес и не в силах понести. Жестокое уничижение в наше время
может сокрушить новоначального, расстроить его навсегда»[12]. Иногда одолеваемый
духом уныния послушник не только находится в опасности изнемочь от уничижений,
но нуждается даже в похвале со стороны наставника. Как говорила игумения
Арсения Себрякова (1833-1905), матушка весьма высокой духовной жизни, «похвала,
иногда и просто по-человечески приятная и ласкающая самость, бывает полезна,
как ободряющая унывающий дух. Бывало, при матушке [схимонахине Ардалионе,
старице игумении Арсении] почувствуешь уныние духа от понятия и ощущения полной
греховности и немощи своей и придешь к матушке с просьбой, чтоб она похвалила
меня и уверила бы меня в моей способности к спасению. Матушка действительно
начнет уверять, и так серьезно и сильно, что я поверю, и утешусь, и ободрюсь. И
не боялась она поблажить самости, но и ее употребляла как орудие, спасающее
против уныния, наносимого иногда силою вражиею. Так десными и шуиими
соделывается наше спасение»[13]. По замечанию святых отцов, между иноками
бывает много несходств и различий, и добрый наставник «должен ясно знать
состояние и устроение каждого из подчиненных», при этом «часто немощнейший
бывает смиреннее сердцем, а потому и судии духовные должны такого легче
наказывать»[14]. Были ли все эти тонкости духовного руководства верно
употреблены в отношении юного Димитрия старцем Леонидом? Это остается под
вопросом.