Житие Оптинского старца иеромонаха Леонида… С. 76.
Цит. по: Игнатий (Брянчанинов), святитель. Странствие ко вратам вечности. Переписка с Оптинскими старцами и П. П. Яковлевым, делопроизводителем свт. Игнатия. М., 2001. С. 27.
Четвериков С., протоиерей. Описание жизни блаженной памяти Оптинского старца иеросхимонаха Амвросия. М., 1998. С. 202.
Исаак Сирин, авва, святой. Слова подвижнические. М., 1993. Слово 78. С. 386.
Иоанн Лествичник, преподобный. Лествица. Слово 4:120. С. 68.
Цит. по: Дневник послушника Николая Беляева (преподобного Оптинского старца Никона). М., 2004. 4 мая 1908 г. С. 103.
Там же. 16 января 1909 г. С. 212.
См.: Жизнеописание епископа Игнатия Брянчанинова. С. 51, 53.
См.: Жития святых на русском языке, изложенные по руководству св. Димитрия Ростовского. Кн. девятая: [Месяц май]. Оптина пустынь, 1992. День восьмой. С. 250.
См. 2-ю и 3-ю паремии преподобным отцам (Минея общая. М., 1998. С. 235 об., 236).
Дневник послушника Николая Беляева… 9 ноября 1908 г. С. 160.
Никон (Беляев), иеромонах. Завещание духовным детям. Куйбышев, 1990. Об отшельнической жизни и об исповеди, покаянии. С. 25-28, 31.
Смешение понятий
Иеромонах Доримедонт считает, что в сочинениях святителя Игнатия «наблюдается смешение различных видов послушания», что святитель «не уточняет, какое послушание он имеет в виду в том или ином случае» и что эта «терминологическая путаница» создает сложность в понимании его учения. В то же время отец иеромонах свидетельствует, что святитель «не опровергает общих признаков послушания», признает его «основной монашеской добродетелью», советует монахам «оказывать послушание игумену и старшей братии, но одновременно ограничивает послушника лишь внешней, деятельной формой и категорически отвергает возможность глубокого послушания, отсечения мудрования, таинственного духовного союза послушник - старец для своей эпохи». Отец Доримедонт поясняет, что «помимо послушания в смысле отсечения своей воли (греч.: ) в новом русском монашеском лексиконе этим словом обозначается также то или иное служение, возлагаемое на монаха в монастыре (греч.: )» и что якобы cвятитель Игнатий часто не уточняет эту разницу.
Но, хотя отец Доримедонт и обещал «сделать важное уточнение» в отношении «различных форм и степеней» послушания, однако в его разъяснении эти формы становятся еще более расплывчатыми. Как будто он отличает послушание «в смысле отсечения своей воли» от внешнего служения в монастыре, отмечая при этом, что святитель Игнатий смешивает эти понятия и ограничивает послушника лишь внешней, деятельной формой. Но здесь же иеромонах сам смешивает понятия, когда внешнее, деятельное послушание и отсечение своей воли ставит в один ряд: «Послушание внешнее, деятельное, отсечение воли должно, по святоотеческому учению, иметь в своей основе послушание внутреннее, духовное, послушание мудрования»! Далее он пишет: «Самое результативное послушание - это именно послушание мудрования, а не одно лишь внешнее отсечение своей воли. Именно этим послушание и отличается от рабства, несмотря на то, что по внешней форме они могут быть и схожи»[1]. Такое разделение подвига отречения своего мудрования и отсечения своей воли странно. Святоотеческие аскетические писания под отсечением своей воли понимают обширное делание, которое нацелено на исправление всего внутреннего человека и затрагивает все силы души, в том числе и силу разумную. То же самое понятие мы находим и в учении святителя Игнатия. По слову святителя Феофана Затворника, волевая природная сила «держит в своем заведывании все силы души и тела», она есть «госпожа всех наших сил и всей жизни», дело воли - «определять образ, способ и меру удовлетворения желаний, порождаемых потребностями…»[2]. И именно эта сила, по святому Иоанну Дамаскину, есть первострадавшее в человеке при падении: «…что и пало, как не воля? Что согрешило, как не воля? Поэтому то, что пало, что согрешило, то более и нуждалось в исцелении»[3]. По святителю Григорию Богослову же, «первый был поражен» в Адаме ум, «ибо что приняло заповедь, то и не соблюло заповеди; и что не соблюло, то отважилось и на преступление…»[4]. Неужели противоречие между отцами? Но вот опять же преподобный Дамаскин говорит: «Что же пало и прежде пострадало, как не ум и его разумное стремление, то есть воление? Это, стало быть, и нуждалось в исцелении - ведь грех есть болезнь воли»[5]. Здесь нет противоречия, но дело в том, что в данном вопросе под волей нужно понимать не естественную волевую способность, хотение или желание, а ипостасную волю, то есть волю выбирающую, свободный выбор человека (), который неотделим от разума. В статье известного богослова Владимира Лосского находим следующее разъяснение этого вопроса: «Святой Максим [Исповедник] различает… “естественную волю” ( ) как желание добра, к которому стремится всякая разумная природа, от “воли выбирающей” ( ), свойственной личности. «…» Впрочем, по мысли святого Максима, эта “свобода выбора” сама уже есть несовершенство, ограничение истинной свободы: совершенная природа не нуждается в выборе, ибо она знает добро естественным образом; ее свобода обоснована этим знанием. Наш свободный выбор () говорит о несовершенстве падшей человеческой природы, о потере подобия Божьего. Затемненная грехом, не знающая больше истинного добра, природа эта устремляется чаще всего к тому, что “противоприродно”, и человеческая личность всегда находится перед необходимостью выбора; она идет вперед ощупью. Мы называем эту нерешительность в восхождении к добру “свободой воли”. «…» Зло вошло в мир через волю. «…» Для святого Григория Нисского грех - болезнь воли, которая ошибается, принимая за добро его призрак. «…» Зло становится реальностью только через волю, которая является единственной его субстанцией; именно она дает злу известное бытие»[6] и т. д. Тот же святой Дамаскин говорит о грехопадении прародителей: «…поскольку не подчинилась воля Адамова воле Божией, но выбор его возжелал противного Божией воле,- и это было грехопадение, и никто из потомков Адамовых не стал во всем послушен Божией воле, но каждая ипостась по собственному выбору ослушалась воли Божией»[7]. Эта свобода выбора, свобода решения «соединена с разумом», по слову святого Дамаскина, или, как сказано выше, «воление» есть «разумное стремление» ума. Одному и тому же разуму нашему «принадлежит, с одной стороны, созерцательная способность, с другой - способность действовать». При этом «созерцательную способность называют умом, способность же действовать - разумом…»[8]. Таким образом, исправление нашей падшей воли никак не может протекать без участия в этом нашей разумной силы. В словах, сказанных Господом в Гефсимании, перед восшествием на Крест: Не Моя воля, но Твоя да будет (Лк. 22, 42), святой Иоанн Дамаскин видит «естественное и разумное стремление ума, свободное, рассудительное и обуздывающее неразумное стремление»[9]. Можно сказать, что и в монастырском послушании при отсечении своей воли ради спасения души и в большом, и в малом всегда наличествует разумное, свободное и рассудительное стремление ума, свободный выбор, совершаемый ипостасной волей. А рабство отличается от послушания именно тем, что там вовсе не происходит ни отсечения воли, ни разумного выбора, но имеет место только невольное подчинение ради временной выгоды, по причине страха или лицемерия.