Таким образом, скорее из брошюры иеромонаха Доримедонта можно сделать вывод, что однозначно обрисовать границу между внешним, деятельным послушанием и внутренним, духовным невозможно, поскольку обе эти формы взаимопроникают одна другую и даже не мыслятся одна без другой. Сам же отец Доримедонт замечает, что в данном случае «одним и тем же словом могут выражаться явления различной формы и глубины». Отсюда следует, что речь может идти не о четком терминологическом различении видов послушания, а о внутреннем его содержании. Отец Доримедонт утверждает, что внешняя, деятельная форма послушания должна быть тесно связана с внутренним, духовным деланием. Действительно так! Потому-то у нас и монастырские служения называются послушаниями, и это имеет глубокий духовный смысл, указывая на то, что ничего в монастыре не делается только ради временного быта, ради обустройства житейского, но все внешнее и телесное здесь неразрывно связано с внутренним и духовным. Именно этому и учит святитель Игнатий, отмечая, что монастырские занятия () потому и называются послушаниями ), что они соединены с отречением от своей воли и от своих разумений. Здесь же видим, что святитель никак не отвергает такое делание, как отсечение мудрования, не считает, что сегодня оно невозможно. Уже во втором правиле наружного поведения в «Приношении современному монашеству» святитель говорит: как «поступающие в больницу… обязываются руководствоваться во всем наставлением врача, не позволяя себе употреблять пищу, одежду, движение, лекарства по собственному усмотрению, иначе вместо пользы они принесут себе вред; так и всякий, вступивший в монастырь, обязывается упражняться не в тех подвигах и трудах, которые кажутся самому ему нужными и полезными, но в тех, которые будут ему указаны и назначены настоятелем…»[10]. В третьем правиле говорится, что «произвольные труды, совершаемые по самомнению или прихоти… как бы ни были велики, не только не приносят никакого духовного плода», но, напротив того, усиливают в иноке страсть гордости и самомнения, что «монах, в особенности юный, будет не в силах обуздать самых похотений вожделения, если прежде не обучится умерщвлению своих волей посредством послушания», что «тот, кто не научился прежде побеждать свои воли, никак не возможет погасить ни гнева, ни печали, ни духа любодеяния»[11],- очевидно, что здесь под своими волями надо понимать не просто желания, а именно свое мудрование - собственное свое разумение о том, что нужно и полезно. Здесь уместно вспомнить слова святого Иоанна Лествичника: «Кто совершенно отвергся самочиния и в том, что он почитает добрым, духовным и богоугодным, тот уже достиг цели, прежде, нежели вступил в подвиг; потому что послушание есть неверование себе самому во всем добром, даже до конца жизни своей»[12]. А мы находим, что святитель Игнатий требует от новоначального прежде всего отвергнуться именно такого самочиния. Конечно же, главная цель монастырских занятий, или возлагаемых на монаха в монастыре служений, не во внешнем благоустройстве обители или воспитании в иноках одной внешней исполнительности, чинности, собранности,- цель иная: это как бы начальная школа борьбы со своей самостью, своим мудрованием и своеволием, первая ступень духовной брани, отречения от самого себя и возненавидения души своей в веке сем.