е или злое,- относится к Самому
Господу. Сам Господь говорит про тех, которые ради исполнения заповеди Божией
накормили голодного, напоили жаждущего, одели нагого и упокоили странного,
посетили больного или находящегося в темнице, что все это Он принимает как
сотворенное Ему Самому (см.: Мф. 25, 34-40). Святой апостол Иоанн говорит: Аще
кто речет, яко люблю Бога, а брата своего ненавидит, ложь есть, ибо не любяй
брата своего, егоже виде, Бога, Его же не виде, како может любити? (1 Ин. 4,
20). По слову святителя Игнатия, «Христос благоволил таинственно облечься в
каждого ближнего нашего». Святитель утверждает, что «истинная любовь к ближнему
основана на вере в Бога… «…» Воздавай почтение ближнему как образу Божию… «…» И
слепому, и прокаженному, и поврежденному рассудком, и грудному младенцу, и
уголовному преступнику, и язычнику окажи почтение как образу Божию. «…» В
христианине воздай почтение Христу, Который сказал в наставление нам и еще
скажет при решении нашей участи вечной: понеже сотвористе единому сих братий
Моих меньших, Мне сотвористе [Мф. 25, 40]»[2]. Даже когда люди делают нам зло,
мы в этих их действиях должны усматривать наказующую или вразумляющую нас
десницу Божию, а самих этих людей - орудием Промысла Божиего: «Все
совершающееся совершается под недремлющими взорами Всеблагого и Всемогущего
Бога, одно по воле Божией, другое по попущению Божию»[3],- говорит святитель
Игнатий. Для каждого верующего всякий священнослужитель является образом
Христа: когда он испрашивает благословение от иерея, то, целуя руку его,
изображает этим целование десницы Божией, благословившей его. Итак, почти
всегда и в отношениях со всеми людьми христианин должен видеть Бога, стоящего
близ каждого из них, каждого из них почитать образом Божиим, через ближнего
выверять свои отношения к Самому Богу. Конечно же, и духовный наставник в том
же смысле является для послушника образом Христа. О том же пишет и святой
Симеон Новый Богослов[4]. Хотя и каждый ближний для нас есть образ Христа, но
отношение к ближнему, и через него взаимоотношение с Богом, бывает весьма
различное. Когда мы подаем милостыню ради Христа какому-либо человеку, пусть
даже самому грешному, даже вовсе неверующему,- эту нашу жертву Господь
безусловно принимает как отнесенную к Нему Самому. Так же, независимо от
духовного преуспеяния старца, ученик всегда может видеть стоящего рядом с ним
Христа, то есть через отношение к старцу соотноситься к Самому Христу. И святой
Акакий, находясь в послушании у страстного и неискусного старца, безусловно,
так понимал свое послушание, как оказываемое Самому Господу. Старец гневный,
жестокий, немилостивый (что жил близ Александрии, о котором шла речь выше) для
своего ученика скорее походил не столько на икону Христа, сколько на икону
Страшного Суда, жестокими побоями напоминая ему о будущих истязаниях, ждущих
непокаявшихся грешников. Но иное видение образа Христова в старце, когда ученик
находится в безусловном послушании к нему: здесь этот образ проступает как бы в
больших подробностях, «тончайше выписанным», здесь уже в самих словах и
действиях учителя необходимо подразумевается соответствие слову и воле
Божественным. Но допустимо ли считать богоугодным то, чтобы старец, находящийся
в плену страстей, сам часто идущий наперекор воле Божией, представлялся
послушнику тонко прописанной иконой Христовой, чтобы слова и действия,
совершаемые по какой-либо страсти (а иногда и явные грехи: вспомним того
«старца», о котором говорил Иоанн Савваит послушнику, чтобы «не оставлять» его
даже тогда, когда увидишь, «что он блуд творит»), воспринимались как слова и
действия «видимого Бога»? Одно дело, когда мы чтим образ Христов в ближнем по
какому-то определенному положению этого человека или его отношению к нам:
например, когда этот человек нуждается в помощи, находится в беде либо же когда
перед нами священник или наставник духовный. Здесь самое его внешнее положение,
независимо от внутреннего состояния, призывает нас почтить в лице его Христа.
Другое дело - в самих словах, учении, конкретных действиях человека как бы
слышать и находить Самого Бога. Когда духовный наставник преподает конкретное
наставление своему ученику как откровенную волю Божию, то эти слова и то, к
чему они призывают слушающего, уже не «икона», не «образ», а либо действительно
слово Божие и откровение Его воли, либо ложь. Когда учитель не претендует на
то, чтобы ученик видел в нем духоносца, человека, которому безошибочно известна
воля Божия, когда он преподает наставление не от себя, а опираясь на учение
Священного Писания и писаний святых отцов, тогда видеть в нем как бы Самого
Христа, принимать из его уст учение святоотеческое как учение Христово и
возможно, и полезно, и необходимо. Но когда старец будет представляться
духоносным, не будучи таковым, станет показывать себя знающим волю Божию по
какому-то откровению свыше, на самом же деле он руководствуется собственным
разумом, и когда ученик вынуждается верить при этом, что самые слова и веления
старца исходят от Самого Христа, в таком случае - это есть подмена и фальшь.