См.: Алфавитный Патерик. «Ф».
См.: Жития святых на русском языке, изложенные по руководству св. Димитрия Ростовского. Кн. одиннадцатая: [Месяц июль]. Оптина пустынь, 1992. День девятый. С. 229-230.
Игнатий (Брянчанинов), святитель. Приношение… С. 74.
Собрание писем святителя Игнатия… Письмо 304. С. 560.
Там же. С. 561.
"Злое дерево плоды злы творит"
Иеромонах Доримедонт пишет: «Если бы первостепенное значение имело духовное преуспеяние старца, то все ученики святых тоже становились бы святыми. Но для того, чтобы убедиться в том, что это было совсем не так, достаточно ознакомиться с житиями преподобных отцов как древней, так и новой эпохи. Всегда степень духовного преуспеяния послушника напрямую зависела от степени его веры Христу, которая проявлялась в его послушании живому образу Христа - старцу. Именно эта самоотверженная вера, а не святость наставника, была предпосылкой всякого чуда послушания, которое совершал Дух Святый…»[1].
Но кто утверждает, что духовное состояние послушника одинаково во всех случаях находится в прямой зависимости от духовного уровня наставника? Да, не все ученики святых старцев духовно преуспевали и становились святыми (конечно же, по причине своего нерадения). Однако это вовсе не говорит о том, что преуспеяние послушника нисколько не связано с духовным уровнем наставника. Если ни святость старца, ни его духовность не определяют успех ученика, то как тогда можно было бы говорить о каких-то конкретных школах монашества, о духовной наследственности, например, о школе Пахомия Великого, Саввы Освященного, Феодора Студита, о школе старца Паисия (Величковского), других отцов и целой плеяде их учеников и последователей? Или о «корифеях двух современных святителю Игнатию ярких школ послушания: общежительной Саровской и отшельнической Брянско-Орловской», как свидетельствует сам отец Доримедонт? Ведь созидались эти духовные собрания всегда вокруг духовно возвысившихся отцов, своими подвигами, самоотвержением, горящей любовью к Богу и ближнему проложивших как бы тропу к Небу или как бы прорубивших сквозь мрачный греховный покров мира, сквозь эту «медную стену», окно, открывшее доступ Божественному Свету. Отцы эти, стяжавшие в душах своих благодатный свет, освещали им дорогу многим братьям, озаряли их надеждой, вселяли в сердца их ревность и жажду поиска того же вечного блаженства, передавали им нажитое многими трудами и потами богатое духовное наследие. Когда отходили эти преподобные из сего мира, то возжженный ими яркий светильник, благодатный свет его долго еще сохранялся в душах их учеников, затем - их последователей и разгонял греховную тьму мира. Таким образом, старцы имели огромное влияние на своих учеников: все их поиски и находки, духовные битвы, поражения и победы, скорби и радости, испытанные ими на пути к Богу, то есть весь их духовный опыт, имели значение в воспитании тех, кто доверялся им. Иначе какой смысл имели бы слова святого аввы Исаии Отшельника, сказанные им о новоначальных монахах, предавших себя в послушание духовным отцам: «Краска, в которую первоначально выкрашена багряница, ничем не изглаживается с багряницы»? Это значит, по объяснению святителя Игнатия, то, что «первоначальное направление, которое получится иноком при вступлении в монастырь, остается в нем, в большей или меньшей степени, на всю жизнь»[2]. Как свидетельство близкой связи между духовным состоянием наставника и тем направлением, которое он задает своему ученику, можно понимать и слово Господне: Внемлите же от лживых пророк, иже приходят к вам во одеждах овчих, внутрь же суть волцы хищницы. От плод их познаете их. Еда обемлют от терния грозды или от репия смоквы? Тако всяко древо доброе плоды добры творит, а злое древо плоды злы творит: не может древо добро плоды злы творити, ни древо зло плоды добры творити (Мф. 7, 15-18). Святой Иоанн Лествичник повествует, как один неразумный послушник, желая потщеславиться, начал хвалиться добродетелями своего старца. Отцы сказали ему: «Как же доброе дерево произвело бесплодную ветвь?»[3], указывая этим, что чаще всего по поведению ученика узнается и мудрость наставника его, как по плодам древо.
Если же, как утверждает иеромонах Доримедонт, в монашеской жизни почти весь успех зависит от самоотверженной веры послушника, а не от святости, не от степени духовного преуспеяния наставника, то никаких таких школ существовать не могло! Тогда все было бы иначе: то здесь, то там (иногда при духовных, но нередко и при самых нерадивых старцах) появлялись бы отдельные самоотверженные послушники, которые достигали бы высот духовных благодаря только высоте своего послушнического подвига. Тогда и духоносность старца, степень его духовного прозрения, должна была бы вполне зависеть от того, с каким учеником этому старцу случилось иметь дело. Обрелся послушник, вполне отсекающий свою волю, желающий видеть в лице старца духоносного отца,- и вот старец, которому выпала такая удача, весь преображается и, независимо от собственной духовной немощи, от неимения духовного рассуждения, вдруг, помимо собственной неискусности в решении духовных проблем, начинает изрекать духовные понятия, открывать волю Божию своему ученику, безукоризненно вести его по пути спасения и совершенства. Что именно так и считает отец Доримедонт, видно из следующего: он ссылается на мысль из Древнего Патерика о том, что «старцев не стало потому, что не стало послушников»[4]. Эти слова, понятые буквально, для иеромонаха «свидетельствуют о том, что предание послушания может быть восстановлено в любую, даже самую страшную эпоху… Для восстановления послушничества (а значит, и старчества) не нужно многого. «…» Нужно лишь одно: чтобы кто-то решился на смерть - смерть ради Христа, смерть, подающую умирающему о Господе вечную жизнь и блаженство»[5]. Но заметим, мысль, что «старцев не стало потому, что не стало послушников», взятая иеромонахом из Древнего Патерика, в оригинале имеет несколько иной смысл. Там повествуется о том, как братия пришли к авве Филиксу и просили его сказать им слово. Но старец молчал. Потом он сказал им: «Ныне нет слова! Когда братья спрашивали старцев и исполняли то, что старцы говорили им, тогда сам Бог наставлял их, как сказать слово, а ныне только спрашивают, но не делают того, что слышат. Потому Бог отнял у старцев благодать слова, и они не находят, что говорить…»[6]. Как видим, духовные старцы были, но поскольку именно эти вопрошавшие послушники, очевидно, страдали маловерием и неисполнительностью, то Господь не дает вопрошаемому ими старцу благодатного слова. Конечно, это не значит, что старец не мог преподать вопрошавшим общее монашеское наставление, но речь идет об особом слове, конкретном, относящемся именно к этим братьям и отвечающем на их сокровенные нужды, слове, которое требует наставления Божия. Слова аввы Филикса заключают в себе тот смысл, что Господь не открывает через отцов Свою волю тем, кто приходит спрашивать праздно, не давая цены сказанному через святых Его и не имея намерения приложить это слово к жизни. Если человек спрашивает, как ему поступить, у какого-либо отца с верой в то, что через него Сам Господь откроет ему Свою волю, но, услышав ответ, не исполняет сказанное ему, это вменяется ему в грех. «Если ты сам прибегаешь к отцу духовному, вопрошая его о чем-либо, не потому, чтобы желал получить заповедь, но для того, чтобы услышать от него лишь ответ по Богу, и он скажет, чтО следует тебе делать,- ты непременно должен исполнить сие»,- говорит святой Иоанн Пророк[7]. И святой Варсануфий говорит: «Кто вопрошает и ослушивается отцов, тот раздражает Бога»[8]. Выходит, что такой вопрошатель не Божию волю ищет, а лишь «искушает» Бога.