С черной зимой пришел голод, — и стали продавать хлеб высокой ценой на базаре. Слышал Али, как голодные кляли: видал, как сытые и глухие набавляли.
Тогда сказал сыну:
— Время сеять. Бери лопату.
Подумал Амет: глина!
Не ослушался, взял лопату.
Призвал его Али в край двора, под грушу: лежала там глина для обмазки. Сказал твердо:
— Копай под глиной.
Смутился Амет, что знал отец его мысли. Не ослушался, начал копать под глиной — и выкопал кувшин старый, а в нем турецкие золотые лиры! Хранил их Али на дорогу — в святую Мекку.
И подивился Амет: ч т о нашел под г л и н о й!
В тот же день выменял Али лиры на пекарню, — и пошел слух по кофейням, что заторговал Али печеным хлебом. И пошел говор по кофейням и базару, что торгует Али вполовину против всех дешевле.
Кричали торгаши на базаре:
— Шайтан, голова дурная! Разорит Али всю торговлю! Амета своего пустит нищим!..
Всех громче кричал первый богач, первый хлебник, Алибабин-турок:
— Шайтан-глина! Тяни свои ноги по одеялу! Пояс-то покупай по пузу!
Держал Али крепко с в о ю цену, — и упали цены по пекарням. И пошла молва и за базаром, и к горам, и дальше, за горами, ч т о там Али под своей г л и н о й.
Так всю зиму торговал Али хлебом, — берег негасимый свет в светильнике Аллаха. А когда испек последние хлебцы, — закупил пшеницы против прежнего в десять раз дороже. И опять продавал вполовину других дешевле.
Кричали торговцы на базаре:
— Убить его, собаку, надо! По-миру пустить хочет!
Громче всех кричал Алибабин-турок, в толстое пузо себя тыкал, качал головою-тыквой:
— Погоди, старая собака, скоро лопнешь! Под одной мышкой двух арбузов не удержишь! На меня пуза хватит!
Спрашивал Али сына:
— Амет, что твоя душа видит?
Отвечал Амет отцу с улыбкой:
— Видит, отец, твою г л и н у. Люди зовут ее святою.
Ибо принял от отца в молодые руки негасимый светильник!
Спрашивал крикунов на базаре:
— Знаете теперь, ч т о у моего отца за г л и н а?! Видите ли, как светло горит светильник?!
Ибо видел Амет глаза народа; когда продавал хлеб в своей пекарне. Ибо слышал он голоса бедных:
— Все собаки, у старого только Али сердце! у молодого Амета сердце! Не у старого Али смешал шайтан в голове кровь с пылью: смешал шайтан в голове кровь с грязью у собак торговцев! Пошли, Аллах, праведному Али свет вечный!
И послал Аллах старому Али свет вечный.
По весне, когда запела на орехе вечерняя птица свою песню, когда море опять заиграло бирюзою, и звезда зари засияла, вечно молодая, — тихо уснул Али на своем жестком ложе, в бедной своей мазанке.
Провожали его в путь последний тысячи голосов народа:
— Пошли, Аллах, светлой душе путь светлый!
Уже не мог Али видеть: оделись его глаза земным мраком.
Но великую усладу познал Али перед своим отходом.
В самый вечер его отхода из этой жизни постучался у его двери кто-то. Отворил дверь Амет печальный. Смотрит: стоит у порога первый богач с базара, первый хлебник, — Алибабин-турок.
Сказал ему Алибабин-турок:
— И другой лавки, а того-же базару, селям-алекюм!
Смутился Амет, впустил Алибабина в мазанку. Сказал с сердцем:
— Алекюм-селям… Чего тебе надо, хаджи?
Стал Алибабин у порога, приложил пальцы к голове и к сердцу, поклонился Али, смертному его ложу. Сказал тихо:
— Селям-алекюм, Али… Скажи, святой, одно слово!
Уже не мог Али сказать слова: только сказал глазами.
Тогда присел Алибабин у порога, приложил к голове руки, покачался…
Трое было в мазанке. И еще был — Кого не видел ни один смертный.
Сказал Алибабин-турок:
— Отходи, Али, с добрым ветром. З н а ю, чего стоит твоя г л и н а, знаю теперь ей цену. Отходи, святой, с тихим ветром. Нет у твоего Амета ни гроша, но твоя пекарня не погаснет. Ответь мне хоть глазами: веришь?..
И ответил ему Али слезами. Поднял трудную свою руку и указал на стенку. И увидал Алибабин-турок: написано на белой стенке углем по-татарски:
“Все огни земные погаснут — не угаснет огонь в светильнике Аллаха“.
Прочитал Алибабин-турок, ударил себя в грудь крепко. Пошел к жаровне, вынул из жара уголь, написал на белой стене жаром по-турецки:
“Все пекарни в городе погаснут — не погаснет пекарня Али-Амет-Алибабин!“
И приложился губами к жару: и положил жар в жаровню.
В тихий вечер, на кладбище, за мечетью, положили Али в сухую яму, завалили крепким каменьем, поставили столбик с головкой.
И птица в тот вечер пела на орехе, и море играло бирюзою, и звезды пели ночные песни — те песни, что слушают люди с чистым сердцем.
А на утро кричали на базаре: Алибабин-турок, собака! Смешал у него шайтан кровь с пылью!
Оставил ему Али Безумный свою глину!..
Слышала это вечная душа Али Гасана в небе.
Алушта.
3 марта, 1920 г.