Написанное Сернудой трудно и непрерывно вносило в испанскую поэтическую традицию важные начала, мимо которых прошел наш легковесный романтизм. Поэты поколения Сернуды — уважение к которым решительно расценивалось в те годы как явное диссидентство — не слишком почитали мысль. В отличие от их предшественников Мачадо или Унамуно — и в отличие от Сернуды. Поэтому его стихи смогли вобрать в себя опыт великих визионеров новейшей Европы: Кольриджа, Гёльдерлина, Леопарди.
Он читал досократиков в английских переводах по изданию «Фрагментов» Германа Дильса[6]. Он отыскал в собственной традиции начала традиции европейской и сделал их своими, нашими.
Таков не до конца еще понятый многими долг перед Сернудой, который мы обязаны признать. Добавим к нему — перед лицом профессионалов конформизма, трусости и лести — то необходимое, что дает нам силы жить: его не размахивающее руками бунтарство, его сумрачное одиночество, резкую гримасу его презрения к любой вульгарности и злобе, к окружающей низости, к судорогам завистников, к «племенным пережиткам литературной среды»[7], его несгибаемый моральный стержень.
Никто не сумел так, как он, обозначить переход от эпохи мученичества и кровопролития к эпохе пустоты и небытия. Об этом незабываемые и точные строки его стихотворения «И еще раз, с чувством»:
Таким был Луис Сернуда, безоглядный поэт одиночества и небытия, предельного маргинализма, непринадлежности своему времени, ненадежности человеческого существования. Его отдаленность и изгнание стали нашей сутью. Поэтому я хочу на упокоившей его мексиканской земле поместить перед его именем — и с тем же чувством — счастливые слова, которые он обратил к дону Луису де Гонгоре:
Луис Сернуда
Из книги «Старик Окнос»
Пограничная станция должна была бы, конечно, выглядеть куда многолюдней и живее, а эта, до которой ты добрался тем февральским вечером, была пустынной и темной. За шторками виднелся край перрона, оттуда предстояло отправляться.
Там было кафе. Такое безмятежное. Такое тихое. У горевшей печи сидела женщина с грудным ребенком. Слышалось приглушенное, успокаивающее воркотание огня в топке.
Ты попросил холодного молока и поджаренный хлебец, не веря себе — как будто просил рожок луны. А не встретив в ответ саркастическую улыбку, решился спросить еще и сигарет.
Сидящему в этом возвращенном покое и тишине, существование казалось тебе чудом. Получалось, что это опять возможно. И только дрожь, как будто неведомая опасность только что пронеслась мимо, трясла все тело.
Снова наступила жизнь; жизнь с верой в то, что она всегда теперь будет вот такой, мирной и непостижимой, с ее возможностью ежедневно повторяться и обещаниями, которым уже не удивляешься.
Позади, в крови и руинах, осталась твоя земля. Последняя станция, станция по другую сторону разделившей вас границы была всего лишь скелетом из перекрученного металла без стекол и стен — вырытым из могилы скелетом, на котором тускнел отсвет уходящего дня.
Что может один человек среди всеобщего безумия? И, не оборачиваясь назад, не заглядывая вперед, ты шагнул в этот чужой мир со своей земли, втайне уже чужой.
Все в этом краю, вплоть до земли, которую он занимает, кажется каким-то незавершенным, как будто Создатель остановился на середине, с недоверием глядя на дело своих рук. Таков же и этот город. Этот город, где не было ничего, кроме работы, стал для тебя застенком на несколько совершенно пустых лет, которые погубили и развеяли остаток твоей молодости, не дав ни отдыха, ни внешнего толчка, и прошли среди одинаково бесплодных людей и занятий. И таким же, как город с его красно-кирпичными фасадами в пятнах сажи, бесконечно повторяющимися, уменьшаясь в перспективе, как некий китайский ларчик, внутри которого скрыт такой же, а внутри еще один, еще и еще, были и населявшие его люди: воплощенное однообразие и отталкивающая вульгарность во всем. Чем заполнить часы этого плоского существования?
6
Герман Дильс (1848–1922) — немецкий филолог-классик, создатель монументального собрания «Фрагменты досократиков» (1903).
7
«Племенные пережитки литературной среды» — стихотворение из книги Сернуды «Отчаяние призрачной тени».