Саня свесился с крыши и смачно, по-взрослому, плюнул вниз.
– Под землей залежи руды обнаружили лет десять назад. Решили расширять карьер. Поселок попал в санитарную зону. Шахтеров расселили по новостройкам, а Южный до сих пор не снесли.
– Ясно, – сказал Егор и добавил на всякий случай: – Я так сразу и подумал.
– Было бы чем думать, – осклабился Поленов, пиная покореженную антенну. – А люди здесь правда исчезали. Только позже. И до сих пор исчезают.
Егору захотелось, чтобы Ревякин развеял и этот миф. Поселок, конечно, впечатлял, напоминая о Чернобыле и компьютерных шутерах, в которых герой пробирался сквозь заброшенные города. Но он еще и пугал. Несложно было представить, что за черными провалами окон притаились скользкие, готовые к атаке мутанты. Что одичавшие каннибалы спрятались между зданиями и ждут, потирая животы.
Поселок внушал беспокойство, но куда больше мутантов Егор боялся быть уличенным в трусости.
И он лишь беззаботно отмахнулся от слов Генки, но Ревякин неожиданно подтвердил:
– Ежегодно по три человека как минимум. Дети в основном. Нет, некоторых находят… изуродованными.
Ревякин окинул пристальным взглядом близлежащие дома и сказал негромко:
– Говорят, в Южном призрак водится.
Егор не верил в призраков. С семи лет не верил. Но внутри шевельнулся маленький мальчик, перед сном прикрывающий все дверцы в спальне, чтобы кто-то плохой не смотрел на него, спящего, из щелей.
– Призраков не существует, – сказал он заносчиво.
– Может быть, – проговорил Ревякин. – Может, она и не призрак, а что-то другое…
– Она?
– Хозяйка, – загадочно произнес Ревякин и переглянулся с Генкой. Точно посылал немой вопрос: «Думаешь, ему стоит доверять?» Генка ответил так же, глазами: «Ох, даже не знаю».
– Ну, рассказывайте, раз уж начали, – взмолился Егор. Вспыхнувший интерес отодвинул на задний план холодок беспокойства.
– Ладно, – сдался Саня. – Ты заметил, как эта улица называется?
– Нет.
– Улица Красилиной. В Великую Отечественную войну девочка такая жила. Здесь, в Южном. Пионерка Надя Красилина.
– Про нее фильм на местном канале крутили, – вставил Генка.
– Точно. «Подвиг Красилиной». Когда немцы город брали, у рудника шли сильные бои. Южный они захватили, но дальше пройти не могли. Наши в карьере засели, с взрывчаткой шахтерской. А девочка эта, Надя, к ним ходила секретной дорогой, связной была. Немцы узнали, схватили ее. Две недели в гестапо держали, каждый день допрашивали.
– Они ей руку отрезали, – вклинился Генка и уточнил: – По локоть.
Егор механически потрогал себя за плечо и ощутил, как на коже выступили мурашки.
– И что? Она не выдала наших?
– А ты как считаешь? Конечно, нет, иначе про нее фильм бы не сняли. Немцы ее на центральной площади повесили. Там сейчас ее статуя стоит.
– Но при чем здесь призрак?
– А при том, что после войны стали люди замечать фигуру странную. Прозрачную. То в парке ее видели, то возле шахты. Девочка в красном галстуке. Одни говорили, что она охраняет улицу своего имени, а другие наоборот. Что, мол, если увидишь ее, то умрешь в течение двух недель. Потом, когда Южный опустел, она сюда перебралась, поближе к домам. Ходит ночами из квартиры в квартиру, смотрит за порядком. И если кто чужой придет…
Санька провел большим пальцем по горлу.
– Да ну, – Егор осторожно улыбнулся, – с чего ей обижать кого-то? Она же хорошей была, нашей.
Произнеся это, мальчик вдруг понял, что оспаривает характер призрака, а не сам факт его существования.
– При жизни – да, – сказал Ревякин, – но теперь она не различает, где немец, а где свой. Ее в гестапо с ума свели пытками. Вот она и забирает всех без разбора, кто в одиночку сюда явится.
– А главное, – Генка понизил голос, и Егор нагнулся к нему, чтобы расслышать, – у нее теперь вместо руки КРЮК!
Последнее слово Поленов выкрикнул, одновременно хватая Егора за ребра и щипая.
Егор взвизгнул как девчонка, а приятели расхохотались.
– Ты это слышал? – утирая слезы, вопрошал Генка. – Слышал этот звук? Казотов, можешь повторить?
– Да иди ты, – насупился и густо покраснел Егор, – я сразу понял, что вы прикалываетесь.
– Ну а чего ж ты верещал тогда? – не унимался Генка.
– От неожиданности…
– Ну хватит, – сказал Ревякин, отсмеявшись, – идем. Скоро стемнеет, а у нас дело есть еще.