* * *
Это дерево в окне.Это озеро в огне.Это белые следыот движения воды.
Замерзай, не замирай,исчезая, не играй.Словно линза, выпей свет.Нет.
* * *
Екатерине Симоновой
Вот буксиры плывут по реке ночной,чёрной воде ночной.Восемь жёлтых огней и зелёных двапомнишь и узнаёшь.
О буксиры, какая на вас тоска,как толкаете вы еёот Ла Гардии прямо до Бруклин Хайтс,вот вам ещё моя.
* * *
Скоро вернётся к тебе зима,снова ослепну отгорода, горя, любви, тьматронет за живот.
Кроме себя, он — ни я, ни ты.Воют деревья, спят.В холоде больше красоты.Спи же, не мой до пят.
* * *
Приближаясь к лету,спотыкаясь, долго,высота ответавроде года в холке.
Нравится и вродене напоминаетто, что перебродит,то, чему вина.
* * *
Воздух хмурый и грязный, грузный,прихорашиваются ёлкина продажу — пахучий комельпо соседству с рядком фиалок,лопушистой цветной капустой,украшением тротуара.
Лишь тревожно стволы чернеют,бурый парк облетает птицаи река оседает в празелень,снег не смилостивится выпасть.
* * *
Снег на грушевый листок,белый топоток,острый ёлочный замес,город или лес,
через улицу иду,просеку веду,и берлога ли бела,не увидела.
* * *
И по левой тоже щеке ударь,и она принимает грех.Любодействуй, лги, укради, предай.Всех прости, помолись за всех.
По реке, как огромная рыба-кит,баржа тенью ночной плывёт.Ярко-белый огонь на носу горит.Или тонет, наоборот.
* * *
А ему скажи ты бре…,пятипалую в норепротяни, не обращайвни…, сожмёшься и леща.
Вот и тонет самолёт,сам ему man overboard,на ладони только снег,кровь на белой глубине.
* * *
Лепестковый сонна каракульче,видела, зачемпомнила лицо,
и, исчезнув, то,полое на вид,дерево-цветок,вроде не болит.
* * *
Сухое дерево разлукпод успокоившимся сердцемне отзывается на стук,как кукла сломанная в детстве,проснись скорей, я тут как тут.
Вот дом, умноженный рекой,одно из этих окон наше,над крышей, как маяк, огонь,звезда всё выше, всё бесстрашней,всё различимее такой.
* * *
Темнота, куда глядишь,пенью радуется лишь.
Звук коснётся и замрёт,отвердеет, станет лёд,
по которому пойдусквозь границы, на виду.
* * *
Выйдешь, осень разомполыхнёт, и разумявно сторонитсяосени, двоится.
Подойду, согреюсьнапоследок, мне естьчто в огонь подбросить,не в огонь, так оземь.
* * *
Тёмное утро, ливень стеной, спинойк спинам приник, зевнул, перетёк в сабвей,остановилась и зонт погасила, здесь,на восемьдесят шестой и Лексингтон,
сепия, соус, уголь, сангина, бистрчёрным по мелу расплывшихся облаков,и жжёной умброй, терракотой, хромомсолнце, не видное за, и домой, домой.
* * *
Впервые — дух захватывает, позже привыкаешь,огнями труб неумолчных за окнами мигаешь,срываешься в пике ночной заснувшей было чайкойи тычешься веслом в сырое дерево причала,
где чёрная смола реки, как шёлковая лента,которую распутало и выгладило летосвоими хоть и южными, но ветреными днями,лоснится, отражая звёзды бликами, тенями.
* * *
Похоже облако на яблоко,на колокол, на стог похоже,на трели-переклички зябликов,на трещины на спелой коже.
Гляди, в повозке он качается,дрожит, заваливаясь на бок,и, опрокинувшись нечаянно,сухим дождём поёт из трав.
* * *
Ветер дунет справа,сердцу верить рано,остановишь — много,всё не ради Бога.
Свистнет, словно чайник,взмолится: прощайи держи ладонисвету наготове.
* * *
Воду внизу без запаха и пескаи берегов гранитную вертикаль,на материк лестницу эстакад,белый над головой частокол зеркал,
лайнер, дрожащий в очереди на взлёт,видит остановившийся на мостутот, кто на этом острове ждёт, живёт,воспоминаний раскачивая батут.
Свет эту реку делит напополам,словно граница времени и любви,рябь от него навсегда остаётся там,как ни люби, как вынырнуть ни зови,
и остывает в облаке сентября,в листьях платана и дыме родного дня,рдеет, как разрушающееся — »япомню» — от взгляда, даже не от огня.
* * *
Ты приснишься на роликовых коньках,скажешь: не помни страх,сам их наденешь, махнёшь: летим!Полечу на твоих руках.
Прилетим в самый лёгкий, из тишины,лишь тополя видны,с крышей из первого снега дом,белый над ней дым.
~ 4 ~