На "Н":
Невозвратно, нефрит, новогодний, "неизбежные глаза", нет, няня, несказанный, непреложно... Хватит! Смешно.
Это же почти все слова можно переписать!
Тут и само слово, просто само по себе, название, могло быть бесконечно красивым, когда смысл его, содержание, не имело значения. Ах, опять нужны примеры?..
Ну вот, ну вот хотя бы "крокус". Что за цветок этот крокус, она не знала, так как не видела его, а, может, видела, да не знала, что это он, а вот слово, само слово какое!! Или, например, "волглый". Здесь как бы наоборот. Ну что хорошего быть, скажем, волглым или иметь, например, волглое белье?.. А слово красивое.
"Иное название еще драгоценнее самой вещи", - говорил Гоголь.
Конечно, очень часто "название" и "вещь" совпадали. Например, "разнотравье", "вальс"...
Слово часто дорого тебе по какой-нибудь ассоциации, как особый условный знак, твой знак, память о чем-нибудь...
Для нее одним из таких было как раз слово "волглый" - частый эпитет у Тушновой, поэтический, о многом говорящий, или, например, "ветка", "клоун", "канатоходец"... Ее слова. Да мало ли...
О словах можно диссертацию написать...
Все! Достаточно, что у нее есть блокноты с этими любимыми, дорогими ей словами.
Хватит!
В алфавите, подаренным ею одной из подруг, было такое посвящение:
Я антологию из слов,
Их сочетаний, изречений,
Стихов, отрывков из стихов
Вам отправляю со значеньем.
Да-да, я отправляю все
Вам со значеньем, а не просто,
Чтоб вспомнить все,
Что было в прошлом
Прекрасного,
И что возможно
При помощи все тех же слов
Прекрасное сейчас
Во всем!
Меджду прочим, антология означает "собрание цветов" по-гречески...
8. РАБАТ
Старшая дочь писала им все три месяца часто и много. Она почти каждый день ездила в Москву из Орехово-Зуево, где были ее курсы усовершенствования, и в электричке - 2 часа! - писала.
Она знала, что не сможет удержать в памяти все детали теперешней своей жизни в их свежести, чтобы рассказать о них дома и, в конце концов, все забудется. А она столько интересного увидела и узнала, что ни за что не хотела, чтобы хоть что-нибудь из этого пропало, чтобы ее родные не смогли бы всего узнать и были бы здесь обделены.
Кроме того, она была очень эмоциональной и должна была сразу же реагировать. Она и реагировала: плохо спала, часто плакала, ну и писала...
И еще: письма эти были как бы планами для ее будущих рассказов, определенными конспектами, поэтому писала она по возможности подробно и просила хранить письма, так как по приезде будет рассказывать по ним ведь письма все равно не заменят рассказа и, как говорила Юлька, - "в лицах". (О... это была их семейная манера - в лицах! И Юлька, говоря так, переживала, зная, что и она попадется в живых этих картинках, особенно выговором - она своеобразно картавила.)
Одно из писем содержало как бы детальный отчет о помещении материнских мест. И это было п исьм о, не "определенный конспект", и письмо особое.
"17 окт. 83 г., Москва.
Дорогая мамочка!
Сегодня воскресенье, и я специально посвятила его походу по твоим местам, и вся изревелась!
Ездили с Лялей и Сашей на их машине.
Какие они чудесные люди!
Машину чаще вела Ляля, а Саша везде выходил со мной и фотографировал для тебя дома и улицы.
Мамуся! Я передать тебе не могу своего состояния, не могу передать, что со мной.
Реву и реву, уже и Лялю с Сашей перестала стесняться, да и Ляля сама часто со мной плачет.
Но ты, пожалуйста, не думай, что я хоть капельку жалею, что хожу здесь по всем этим местам, я же не представляю иного. Ты ведь знаешь, что я всегда приходила сюда, когда бывала в Москве, просто в этот раз я здесь целых три месяца и, как никогда, все-все детально рассматриваю и вся буквально Москвой пропитана, а, значит, - тобой! Твоим детством, и юностью, и тем, что после войны, т.е.
институтом, вашим житьем-бытьем с бабушкой, тетей Яной и папой и, между прочим, целым годом моей жизни! Ну а потом - дед. Его жизнь до ареста и после, до смерти... Все вообще о нем... Это же здесь на каждом шагу! Например, кругом продают гвоздику - любимые его цветы (а какие цветы были нелюбимыми??), и вот - дед!!
Да что говорить! Через неделю уже десятилетие со дня его смерти, де-ся-ти-ле-ти-е! А кажется: ведь только что с ним обо всем на свете говорили, он был у нас, а потом мы еще целый год говорили с ним по телефону! Нет, невозможно"...
Невозможно...
... Но ведь это же было!
Я могла потрогать тебя рукою,
Я могла услышать твой голос,
Я могла дышать запахом твоей папиросы,
Я могла переждать треск в телефонной трубке
И - после кашля и
сквозь него: "А-а-а!..Это ты-ы!.."
"Конечно, твоя операция, - тоже осень, оранжевые листья., Да, действительно, операция все и решила: эту твою невозможность быть сейчас в Москве... И я все время ощущаю, что я - вместо тебя, т.е. я вся на взводе!
Послезавтра у нас свободный день, и я поеду на Пироговку к твоему институту, к клиникам и к окнам нейрохирургии, у которых столько простаивал дед...
Вчера с Юлькой, Лялей и Сашей были на Донском.
Около плиты деда красная рябина и ярко-зеленый густой плющ.
Все ужасно тяжело, но без этого я бы и дня не согласилась прожить в Москве.
Сегодня начали с МОПШКи.* Во 2-й Обыденский въехали через 3-й, т.к. ехали от бассейна "Москва". Ляля завела машину прямо в школьный двор. Мы все вышли.
"Илья Обыденный" (Имя святого, по которому названы переулок и церковь ) на месте!
Церквушка славная, и я сразу обратила внимание на удивительное сходство с твоим школьным рисунком "Из окна". Сразу же нашла окно, из которого только и можно было именно так срисовать, с натуры!
Церковь работает, мы видели аккуратненьких старушек в черном, поднимающихся по ступенькам "Ильи" с опущенными головами.
Ма! Знаешь, вместо МОПШКи здесь теперь "Московский городской дошкольный методический комитет", о чем гласит вывеска справа от входа (это Саша переписал).
Сейчас здесь ремонт и несколько женщин в комбинезонах на лесах что-то там делают на школе, а у дверей и по двору,- кирпичи, банки с краской...
Я попросила Сашу сфотографировать меня на фоне школы у дверей (фотографию вышлю, как только Саша сделает. "Илью" Саша тоже снял.)
Так как для меня сия земля священна, я сорвала лист у какого-то низкого кустика, растущего почти у входа в школу. (Дверь, кстати, заперта, а то я, конечно бы зашла.)
Дома положила лист в толстую книгу, которую Юлька специально мне выделила для твоих ненаглядных кленовых листьев. На странице, где лежит школьный лист, подписала: "МОПШКа", - чтобы не путать с другими. Поставила дату.
Мамочка, спуск в школьный сад перегорожен большой плитой, очевидно, в связи с ремонтом, так что к яблоням сейчас доступа нет. В низинке за школой был яблоневый сад.
Стою у плиты, а в голове вертится ваш с Янкой школьный вальс:
Я помню последний экзамен,
Веселый, взволнованный класс...
И май, голубыми глазами,
В окошко смотрящий на нас!..
Надо сказать, что дети наших вождей в поведении ничем не отличались от нас и в наших глазах не были КЕМ-ТО.
Многие же из них уже тогда были по-своему несчастны:
Директор школы Николай Яковлевич Сикачев частенько кричал расшалившемуся Алешке Микояну (учился со мной в параллельном классе): "Смотри у меня! Отца вызову!"
Мать Алешки часто бывала в школе - она была в родительском комитете. Звали ее Ашхен - скромная и красивая седая женщина.
Юра Жданов, как, и его папа, любил пианино и на переменах частенько играл на нем. Сережа Аллилуев учился с Янкой в классе, и Саша в дальнейшем работал, дружил с МОИМ Сережей.