Она молчала. Потом сказала:
— Отца у Лены не было. То, что им юридически считалось, не заслуживало внимания и не представляло собой никакого интереса.
— Лена выросла, — напомнила я.
Она прищурилась и впервые за время разговора взглянула на меня:
— Ерунда. Я читала книжку какого‑то французского психолога, где говорилось о том, что люди никогда не становятся взрослыми. Просто стареют, и все.
— Иногда это правда, мне такие случаи знакомы…
— Это не случай, — отрезала Лидия Михайловна. — Это правило. Взросление, взрослость — исключение.
— Хорошо. Даже если это и так — что прикажете делать Лене? Возле вас всю жизнь сидеть, пока она будет никому не нужна? Только не говорите, что прочитали книжку итальянского психолога о том, что никто никому не нужен, что кругом сплошной расчет и эгоизм… Она женщина, и хочет жить.
— Я думала, вы лучше относитесь к Лене.
— Если не мешаю ей выйти замуж?
— За кого?
— Какая разница?! Разница не так уж велика, оглянитесь вокруг… Все браки похожи один на другой.
Не все.
— Прекрасного принца можно ждать всю жизнь.
— Это не так уж много.
— К тому же он еще окажется в итоге Дорианом Греем.
— Вы же сами сказали: какая разница?
— Они скоро придут, Лидия Михайловна. Мне пора. Не мешайте им.
— Им?
— Ей. Какая разница.
— Вы безнравственный человек, Ирина Петровна.
После этого Лена мне не позвонила, я была занята работой.
На свадьбу, если она и была, они меня не пригласили. О том, что их брак все‑таки существует, я узнала не сразу, месяца через два. Позвонила Лена.
— Ирень, поздравь. Я жена.
— Ну, и как тебе? В женах?
— Да так себе. Я ожидала большего. Встретимся?
— А вы где?
— Мы все там же. С маман. С мамой, — поправилась она.
— А Андрей?
— Давай при встрече, ладно? Приходи.
— А Лидия Михайловна?
— Смирилась. Или сделала вид. Живем, в общем.
— Как твои «психи»? — спросила Лена, усевшись на диван.
— «Психи» психуют. А где все?
— Андрей ушел куда‑то, мама в магазины. Только мое общество тебя не устраивает?
— Как ты живешь, Лена? Это украшение что‑то изменило? — я показала на обручальное кольцо на ее пальце.
— Не знаю. Пока не знаю.
— А вообще?
— Ничего. Только они с мамой все время ругаются.
— А ты говоришь: смирилась.
— Да нет, ты не понимаешь. Они не так ругаются, как обычно, как все. Она ему — вопросы =г он молчит. И так все время.
— Разные. Почему ешь. Почему не ешь. Куда идешь. Зачем. Когда вернешься. И так далее.
— Да… — протянула я. — Представляю. А он? Ты говоришь, молчит?
— Молчит. Пианино один раз сломал.
— Как сломал? Почему?
— После такого «разговора». И не чинит. Не ремонтирует. Музыку не пишет.
— А ты?
— Есть неразрешимые противоречия. Которые так и надо оставить — так.
— Ему может надоесть, Андрею.
— Он знал.
— Знать это одно, а…
— Что ты советуешь?
— Что тут посоветуешь. На квартиру — у вас нет денег. Слушай, а он правда пишет музыку? Или писал?
— Правда. Послушаешь, если пианино починит. Щелкнул дверной замок, вошла мать Лены.
— А, Ира… Здравствуйте. Что же вы сидите в темноте?
— Вообще‑то я уже ухожу, Лидия Михайловна.
— Что он дальше собирается делать? — спросила я Лену по дороге на остановку.
Она удивилась:
— Почему — «он», и как — «что»? Ничего. Жить.
В этом удивлении и ответе была вся Лена.
— Прости меня, но мне кажется, что это житье ке может быть надолго. Тем более он не пишет.
— Почему «тем более»?
— Так. Если б он сочинял, писал — это было бы способно заменить ему, а так…
— Я не умею ни предусматривать, ни загадывать.
Это я знала.
— О себе — да, ты вправе не думать, и так далее. А Андрей?
— Он не ребенок.
— Ты его любишь?
— Без него мне было бы хуже.
— Это не ответ.
— Я устала. Я устала думать, что можно сказать матери или ему, а что нельзя. Еще устала ждать. Я ведь понимаю, что все это не может быть постоянным. Да я на это и не рассчитывала, просто решила испытать новое, вот и все.
— Лена, а он?
Лена посмотрела в темноту.
— А у него будет еще много… Много всего. Кроме меня. После меня, — поправилась она.
— Ты жестока, — сказала я.
И уж совсем неожиданной была моя встреча с Андреем. Я шла из больницы домой, день был белый и снежный, транспорт не ходил. Я вспоминала свое дежурство. И вдруг услышала: