Мэгги допела до конца свою арию, и ее голос вызывающе прозвенел, прежде чем наступила тишина. Она заморгала, осознав, что ее руки все еще сжаты в кулаки, при этом одна поднята над головой. Ее платок соскользнул с плеч и упал на пол. Мэгги протянула руку, чтобы поднять его, когда в тишине внезапно зазвучал глубокий мужской голос.
– Bella e quellaira, о vergine…
Это был ответ Аттилы на вызов Одабеллы. Мэгги поняла, что певец явно не был профессионалом, но его голос, несмотря на неровность, волновал, заполняя зрительный зал и вызывая симпатию. Застыв в неопределенности и смущении, она смотрела в темноту позади огней рампы, в то время как певец приближался, и его голос звучал довольно мощно и уверенно, когда он выражал свое восхищение Одабеллой и объявлял, что дарует ей прощение.
Мэгги стояла в нерешительности. Было ли это своеобразное испытание? Она ответила, слепо вглядываясь вперед и стараясь различить силуэт певца.
– Fammi ridar la spada![1]
– Возьми мой! – Аттила приближался, и его голос теперь звучал громче. Мэгги уже могла различить его фигуру в нескольких шагах позади рампы.
Слова арии непроизвольно слетали с ее губ, в то время как она смотрела на приближающегося мужчину, не в силах оторвать от него глаз. Она клялась отомстить Аттиле и готова была убить его мечом, который тот дал ей. Когда Мэгги умолкла, мужчина легко вскочил на сцену. Теперь он стоял перед ней, освещенный огнями рампы. Это был незнакомец в безукоризненном черном костюме – высокий, сильный, с кожей, тронутой легким загаром и светящейся здоровьем, каким ни один истинный лондонец не мог похвастаться.
«Кто он такой?» – лихорадочно размышляла Мэгги, глядя на его темные глаза и чувствуя себя загнанной в угол. Где мистер Ларсон и почему он позволил этому человеку подняться на сцену?
Мужчина легко продолжил диалог с того места, где она остановилась, и шагнул к Мэгги, изображая Аттилу, с надменным видом, который, как ей показалось, едва ли был наигранным.
Мэгги инстинктивно приподняла подбородок, испытывая напряжение во всем теле и стараясь держаться твердо. Сейчас она уже не играла свою роль. Кем бы ни был этот мужчина, он явно относился к влиятельным людям, тогда как она ничего собой не представляла и потому нельзя ждать ничего хорошего от проявленного к ней внимания.
Аттила колебался, чувствуя, что эта неистовая женщина-воин тронула его душу. Он стоял вблизи нее, такой высокий, что она должна была откинуть голову назад, чтобы заглянуть ему в глаза. Потом, признаваясь, что она поразила его в самое сердце, он взял ее руку и… встал на колени перед ней.
Мэгги замерла, не пытаясь убрать свою руку и убежать. Ее опыт, приобретенный на улице, подсказывал ей, что все это небезопасно, что это неправильно! Однако она не могла заставить себя двинуться с места. Не могла не уступить своей слабости. Где-то в темноте зрительного зала сидел мистер Ларсон, в руках которого было ее будущее, и она стерпит все, чтобы не рисковать своим последним шансом.
– Благодарю за то, что вы уделили нам свое время.
Эти слова донеслись из темноты, вялые и равнодушные. Это заговорил мистер Ларсон. Мэгги слушала его, но не могла оторвать глаз от мужчины, стоявшего перед ней на коленях. Директор театра, вероятно, даже не узнал ее, но она помнила его голос все те годы, когда пряталась за кулисами, готовая выполнять его приказания.
– У вас есть определенные задатки, – продолжил тот же голос. – Вы великолепно входите в драматический образ. Но ваши вокальные данные слишком шероховатые, и хотя вы способны исполнять партии Одабеллы или леди Макбет, ваш голос недостаточно силен, чтобы играть такие роли. Возможно, после некоторого обучения вы, несмотря на невысокий рост, будете обладать теми качествами, которые я ищу. А сейчас я порекомендовал бы вам вернуться в варьете или поискать роли в драматическом театре.
Мужчина у ног Мэгги продолжал смотреть на нее так напряженно, что она с трудом воспринимала слова мистера Ларсона. Внутри у нее возникла легкая дрожь, однако головокружения и тошноты не ощущалось. Она настолько оцепенела, что почти ничего не чувствовала.
«Они янтарные или цвета бренди», – рассеянно подумала Мэгги, отчетливо различая цвет глаз мужчины в свете рампы. Он встал, и она снова вынуждена была задрать голову, чтобы видеть его лицо.
– Идите со мной. У меня есть деловое предложение для вас, – сказал он. Его голос был таким же, как во время пения, – глубокий и проникновенный, с некоторой хрипотцой, звучащей предостерегающе.
«Мне незачем оставаться здесь, – подумала Мэгги, проглотив подступивший к горлу ком. – Нечего больше терять». Поэтому она напряженно кивнула и позволила ему увлечь ее в темноту левой кулисы, подальше от того места, где стояли ожидавшие прослушивания певцы и где Перл ждала ее возвращения.
Оказавшись в темноте, мужчина не остановился, а повел ее дальше, уверенно двигаясь вперед, отчего Мэгги пришла к выводу, что он знал все закоулки театра так же хорошо, как она. Они вышли в коридор и оказались около гримерных, где сейчас никого не было и только единственный газовый рожок мерцал во мраке. Мужчина ослабил захват, и Мэгги отступила, высвободив руку.
Он улыбнулся. Мэгги подумала, что эта улыбка должна означать ободрение, однако это еще больше насторожило ее, поскольку, по всей видимости, он едва ли часто улыбался. Взгляд Мэгги переместился от его губ на остальные части лица, и она с удивлением обнаружила, что мужчина выглядел очень красивым. Прежде ее внимание было настолько поглощено признаками власти и богатства в его облике, что она больше ничего не замечала. У него были правильные черты, ровные белые зубы, светло-каштановые, густые, блестящие от помады волосы, и он излучал такую энергию, которая заставляла Мэгги чувствовать себя блеклой и старой рядом с ним, хотя была уверена, что по меньшей мере лет на пять моложе его. Он казался слишком безупречным, чтобы доверять ему, и скользким, как рыба, которая на мгновение мелькнет серебром в воде, прежде чем вынырнет на поверхность и схватит неосторожного жука. В данный момент Мэгги ощущала себя жуком.
Мужчина смотрел на нее пронизывающим взглядом, оценивая рост и хрупкую фигуру. Она заметила одобрение на его лице с оттенком чего-то более интимного и отступила назад, чувствуя легкое покалывание кожи как инстинктивную реакцию на его внимание. Она не доверяла ни аристократическим манерам, ни привлекательности. Она знала, что манеры бывают обманчивыми, а что касается привлекательности – Дэнни тоже был красив, и даже Джонни обладал недурной внешностью.
– Я привел тебя сюда, потому что хочу поговорить с тобой, – сказал мужчина, по-видимому, понимая, что она не намерена прерывать молчание.
– Разговор – не преступление, – пробормотала Мэгги, от волнения снова заговорив нараспев с акцентом, как бывало в кварталах Сент-Джайлса. Она закусила губу, осознав свою оплошность.
Мужчина выглядел огорченным.
– Я никогда не думал, что такое может быть. – Он замолчал, снова рассматривая ее, а Мэгги не могла понять, хочет ли она уйти или шагнуть ближе к нему. – Должен сказать, на меня произвели большое впечатление твои актерские способности.
Мэгги почувствовала спазмы в животе, однако заставила себя вновь заговорить с изысканным произношением.
– Но не мое пение.
– Оно тоже весьма приличное, но должен признаться – не пение является первостепенным предметом моего восхищения, – сказал он.
Мэгги приподняла подбородок, отдавая должное его честности.
– Кажется, мистер Ларсон того же мнения.
Мужчина скрестил руки на груди и прислонился плечом к оштукатуренной стене. Мэгги не верила в его показную непринужденность. В его плечах чувствовалась напряженность, как и в выражении лица.