Я.Коровы не дают, у быков не стоит. Может, мы поможем? Это я сказал, конечно, не лектору, а соседу. Примерно в то же время на телеэкране признали запрещенный гипноз. Появился лысый пучеглазый человек в белом халате и стал проводить телесеансы против алкоголизма.
Лысый.Вы приняли алкоголь, вам тошно, вам хочется вырвать.
Я.Полстраны блевало прямо у телевизора. Но и до, и после телесеансов все равно пили. Потом этот же человек что-то рассказывал про секс. Я читал его брошюрку. "Дебильный слесарь П. предложил своей дочке заняться оральным сексом". Впрочем. это уже был Свядощ. Вся страна зачитывалась его книгой "Сексопатология".
Свядощ.Полковник Б. любил переодеваться в женское белье. Искал контактов с мужчинами. Быстро продвигался по службе.
Я.Интеллигенция резвилась, разыгрывая сценки из брошюры, а профессор Ч. отснял любительский фильм про школьницу и дебильного слесаря. Его упекли в психушку.
Пушкинист.Однажды директор ИМЛИ (Институт мировой литературы) вызвал к себе профессора Б., заведующего сектором зарубежной литературы.
Директор.Вы устроили вечеринку в отделе. Мазали голых девочек кондитреским кремом, а потом слизывали.
Зав. сектором.Клевета! Девочки были, кремом с торта их мазали. Но слизывать… Никогда!
Пушкинист.Работал я в Худлите (так называлось издательство "Художественная литература". — К.К.). Тут вдруг решили издать полное собрание сочинений Мопассана к приезду Де Голля. Полное — значит полное. Поручили молодому редактору. Тот к начальнику отдела.
Редактор.Все тексты готовы, можно печатать.
Зав. отделом.А я все-таки посмотрю.
Пушкинист.На другой день приходит в редакцию.
Зав. отделом.Можете печатать все, кроме рассказа "В лодке".
Пушкинист.А там герой переспал сначала с матерью, а потом еще и с дочерью. Младший редактор на дыбы.
Редактор.Это же Мопассан, классика!
Зав. отделом.Нет, это порнография.
Пушкинист.Слово за слово, порнография — не порнография, классика, нет, порнография. Выходит директор.
Директор.О чем спор?
Зав. отделом.Вот рассказ "В лодке" печатать нельзя. Порнография.
Редактор.Мопассан — это классика, значит не порнография.
Директор.Хорошо. Дайте мне рассказ. Я его прочитаю дома и дам ответ.
Пушкинист.Утром приходит, и рукопись на стол.
Директор.Не порнография. Печатать можно.
Редактор и зав. отделом.А как вы определили?
Директор.Вы молодые люди. У вас, извините за откровенность, на всё стоит, а у меня только на порнографию. Читал всю ночь — не колыхнулось. Можно печатать.
Пушкинист.Так его потом иначе не называли, как "наш порноопределитель".
— Порноопределитель идет!
— Порноопределитель решил.
— Порноопределитель сказал...
— Порноопределителя сняли, теперь все посыплется.
И посыпалось.
Надпись в столовой в Коктебеле.
Помоги, товарищ, нам,
Убери посуду сам.
Плакат в Ялте. Здоровье всех - дело каждого.
Цветаева.Мне нравится, что вы больны немной.
Сергей Новиков, ялтинский поэт.Что это за болезнь такая — немна?
Я.Заседание парткома, где якобы решалась моя судьба (на самом деле она решалась на Лубянке), я благополучно проспал. Не от повышенной смелости, а просто проспал и все.
Ректор.Может, не будем рассматривать вопрос о Константине Александровиче в его отсутствие?
Лев Ошанин.Нет, почему же? Согласно уставу, дела членов партии должны рассматриваться в их присутствии. А Константин Александрович беспартийный, стало быть, имеем право рассматривать.
Радио.Передаем "Марш демократической молодежи мира" на слова Льва Ошанина.
Люди молодые, всех народов и разных наречий,
Сердцем и душою мы стремимся друг другу навстречу.
Цель наша — правду отстоять,
Мир для людей,
Чтоб увидала каждая мать
Счастье своих детей.
Вовка. Чтоб увидала каждая блядь...
Жуков, обозреватель ТВ.Мы получили письмо из Ростова-на-Дону от пенсионера Семена Петровича Иванова. Вот что он пишет: "Я часто спрашиваю себя: какая страна самая могучая в мире? Какой строй самый справедливый? Какое правительство самое мудрое? И сам себе отвечаю: наша страна самая могучая, наш строй самый справедливый, наша партия и правительство самые мудрые на земле! Правильно ли я думаю?" Правильно вы думаете, дорогой товарищ!
Александр Лазаревич.Я хорошо помню, что французская булка до революции стоила четыре копейки. А сейчас что можно купить за четыре копейки? Да и французскую булку нигде не сыщешь.
Ольга Сергеевна.В лагере корка черного хлеба была слаще всякой булки. Да ведь не давали ее, эту корку, ни за какие деньги никому. Правда, и денег никаких не было. Но мы все перевыполняли норму. Трудились ради страны.
Александр Лазаревич.Коммунистами первое время презрительно называли карьеристов-чиновников. Есть, мол, коммунисты, а есть настоящие большевики.
Ольга Сергеевна.Я настоящая большевичка.
Я.А я нет.
Ольга Сергеевна.И очень плохо, что нет.
Я.Ну и где теперь все эти большевики?
Ольга Сергеевна.Их расстреляли, как моего Ивана (плачет).
Я.Сначала они расстреливали, потом их.
Ольга Сергеевна.И правильно делали, что расстреливали шкуроэсов. Мы их в лагере презирали.
Я.А кто такие шкуроэсы?
Ольга Сергеевна.Те, кто живут для собственной шкуры.
Я.А для чьей шкуры надо жить?
Ольга Сергеевна.Жить надо для людей.