Лиза Уингейт
Голоса потерянных друзей
Глории Клоуз, которая сегодня помогает семьям обрести кров
Энди, Диане и самоотверженным хранителям Исторического музея Нового Орлеана. Спасибо, что бережете историю
Пропавшим друзьям со всего земного шара. Мы никогда не забудем ваших имен и судеб
Предисловие автора
О диалектах и исторической терминологии
В современном мире, где царят разобщенность и всевозможные предрассудки, связанные с расами, принадлежностью к тому или иному классу, особенностями диалектов и так далее, писать о прошлом непросто. Сегодня многие слова и выражения, которые были широко распространены всего полвека назад, нам кажутся необычными и могут резать слух. То же можно сказать и о диалектных вариациях, до сих пор остающихся нормой в некоторых частях нашей страны. Надеюсь, это значит, что мы стали более грамотными. Но здесь же таится и своя опасность: мы рискуем уничтожить все особенности, смешав, что было и что есть, ради соответствия некоему надуманному стандарту, который, по сути, унижает тех, о ком мы пишем. Люди — из прошлого и из настоящего — это прежде всего личности. Все они наделены своей манерой речи и образом мыслей, сформированными опытом, географией и временем. Поэтому мне как писательнице важно с уважением относиться к подлинным голосам и насколько возможно точно передавать дух той или иной эпохи, а не ставить крест на истории человека лишь потому, что она не прошла бы проверки у какого-нибудь именитого грамотея.
Я по возможности постаралась сохранить различные особенности луизианского и техасского диалектов, забытые нюансы речи людей, живших в тот исторический период, а также примеры расовой и этнической лексики, с которой пришлось бы столкнуться моей героине Ханни. У истории есть чему поучиться. Отчасти поэтому я включила в текст подлинные объявления о поиске пропавших друзей. В них содержатся невымышленные рассказы реальных людей — своеобразные свидетельства их жизни и борьбы, которые история сохранила для потомков. Не хватит слов рассказать, как много я почерпнула из их откровений, и я бесконечно им благодарна за эти уроки, преподанные нам такой страшной ценой.
Пролог
Крохотная божья коровка легко, точно перышко, опускается на палец учительницы и цепко хватается за него — эдакий живой драгоценный камешек, крапчатый рубин с лапками. Но вскоре ветерок увлекает маленькую гостью за собой.
«Божья коровка, ты прочь скорей лети! Пожар у тебя в доме! Детишек не спасти», — вспоминает учительница строчки из старой детской песенки и чувствует, как сердце наполняется печалью. Она касается плеча одной из своих подопечных и ощущает влажное тепло под платьем из грубого ситца. Пришитый вручную воротник, сбившийся набок, приоткрывает золотисто-коричневую кожу — наряд слишком велик для девочки, облачившейся в него. Из-под широкого рукава с пуговками проглядывает плотный, бугристый шрам. «Откуда он у ребенка?» — удивляется учительница, но решает не углубляться в эти мысли. Что это изменит? Шрамы есть у каждого из нас.
Она обводит взглядом импровизированный класс, устроенный под сенью деревьев: грубо сбитые бревенчатые скамейки, занятые девочками, чья расцветающая женственность становится все заметней, и мальчиками, готовыми вот-вот переступить порог взрослой жизни. Склонившись над покосившимися столиками, заваленными перьями и промокашками и уставленными чернильницами, они беззвучно шевелят губами, внимательно перечитывая свои записи, — ученики готовятся к важному заданию, которое вскоре последует.
Все, кроме одной.
— А ты что, уже готова? — спрашивает учительница, заглядывая девочке через плечо. — Можешь прочесть свою работу вслух?
— Не могу, — еле слышно отвечает она. Похоже, девочка уже смирилась с поражением. — Они же все… смотрят, — она испуганно оглядывает зевак, собравшихся вокруг их необычной классной комнаты: состоятельных мужчин в ладно скроенных костюмах, женщин в дорогих платьях, нервно обмахивающихся на полуденном зное цветными листовками и бумажными веерами — теми, что остались от прошедших утром жарких политических дебатов.
— А вдруг получится? Нельзя вот так сдаваться, не попробовав! — говорит учительница. О, до чего же ей знакома эта девичья робость! Минуло не так уж много лет с тех пор, как она сама была такой же: неуверенной в себе, объятой страхом. Даже парализованной им — иначе и не скажешь.