— Живо все по местам! — рявкаю я. — Расставьте парты, как было! И садитесь за них.
Ученики вслед за Малышом Рэем начинают расходиться. Скрипят подошвы кроссовок. Постукивают крышки парт. Ножки стульев скребут кафель. Рюкзаки с глухим стуком падают на пол.
Из кабинета химии, расположенного напротив, доносится какой-то шум. Там тоже новая учительница — тренер женской команды по баскетболу, только-только из колледжа. Ей, если не ошибаюсь, двадцать три. Ну что ж, а я зато старше — как-никак, мне пришлось еще зарабатывать на учебу, а потом тащить совершенно, как оказалось, ненужную лямку, доучиваясь на магистра литературы.
— Даю вам ровно минуту. Кто не успеет сесть на место, напишет мне сочинение на целый абзац. Ручкой. На бумаге, — эту угрозу я позаимствовала у миссис Харди, моей главной наставницы в мире педагогики. Такая вот учительская версия извечного «А ну упал-отжался!». Большинство детей готово на все, лишь бы не брать ручку и ничего не писать.
Малыш Рэй не сводит с меня глаз, и на его еще детском лице с пухлыми щеками проступает печальное выражение.
— Миз… — зовет он меня хрипловатым, неуверенным шепотом.
— Мисс Сильва, — поправляю я. Меня не на шутку злит тот факт, что ученики школы обращаются ко мне с этим самым безликим «миз», будто я для них просто какая-то незнакомка, и не важно, замужем я или нет, и уж точно ни к чему запоминать мою фамилию. Но она ведь у меня есть! Пускай и папина, что, учитывая наши с ним отношения, меня немного расстраивает, но все же…
Огромная — как у взрослого мужчины — ладонь взлетает вверх, хватает воздух, летит вперед, цепляется за мою руку.
— Мисс… Я себя неважно чувствую…
А в следующее мгновение Малыш Рэй, пошатнувшись, начинает сползать вниз по дверному косяку и увлекает меня за собой. Я делаю невероятное усилие, чтобы избежать падения, а в голове тем временем проносится миллион возможных причин происходящего: перевозбуждение, наркотики, болезнь, желание устроить спектакль перед сверстниками…
На глазах Малыша Рэя выступают слезы. Он в ужасе смотрит на меня, точно ребенок, который потерялся в универмаге и ищет маму.
— Рэй, что происходит?
Он не отвечает.
Я оборачиваюсь к классу и кричу:
— Он что, чем-то болен?
Все молчат.
— Ты болен? — Теперь мы с Рэем стоим нос к носу.
— Я очень хочу ку-шать.
— У тебя есть с собой лекарство? Может, в медкабинете есть? — интересно, в этой школе имеется медкабинет? — Ты ходил к врачу?
— Н-нет… я просто… очень хочу кушать.
— А когда ты последний раз ел?
— Вчера в обед.
— А почему не позавтракал?
— Так в кылдовке ж пусто.
— А не поужинал вчера почему?
На лбу Рэя, блестящем от пота, проступает глубокая складка.
Он смотрит на меня, недоуменно моргает:
— Я же вам говорю: в кылдовке пусто.
И тут сознание мое врезается в реальность, будто машина на полном ходу — в кирпичную стену. А у меня даже нет времени, чтобы нажать на тормоза и смягчить удар. Кылдовка… Кылдовка…
Кладовка!
В кладовке пусто!
К горлу подкатывает тошнота.
Тем временем шум у меня за спиной вновь начинает усиливаться. В воздух взмывает карандаш и летит прямо в стену. Еще один, судя по звуку, врезается в металлическую подставку для бумаг у меня на столе.
Выхватив из кармана начатую пачку драже «Эм-энд-Эмс», оставшуюся у меня после утреннего перекуса, я вкладываю ее в ладонь Малышу Рэю и говорю:
— Вот, поешь.
Затем распрямляюсь, и как раз вовремя — ровно в эту секунду в приоткрытую дверь врезается красная пластиковая линейка.
— Ну все, хватит! — раз, наверное, в двадцатый за сегодня говорю я. Впрочем, это явно еще не конец, ведь я по-прежнему на рабочем месте, точнее сказать, в самом центре Дантова ада. И это только первый день. То ли из упрямства, то ли от отчаянного желания преуспеть сегодня хоть в чем-то, я начинаю собирать с пола экземпляры «Скотного двора» и возвращать их на парты.
— И че нам с ними делать? — недовольно спрашивает кто-то с правого ряда.
— Открыть. Просмотреть. Достать лист бумаги. Одним предложением ответить на вопрос, о чем, по-вашему, эта книга.
— До звонка всего восемь минут! — заявляет девчонка панк-рокерша с синим ирокезом.
— Ну так поторопитесь.
— Вы в своем уме?!
— Мы не успеем!
— Так не честно!
— Не буду я ниче писать!