Я приглаживаю тонкие вьющиеся волосы мисси, убираю их за спину. Не хотелось бы, чтобы родной отец увидел ее в таком состоянии, если он, конечно, очнется. Жена доктора пришла в ужас, когда мы в наших мальчишеских костюмах заявили ей, что среди нас есть две дочери пострадавшего, которые его ищут. Она оказалась доброй женщиной и даже предложила мисси Лавинии и Джуно-Джейн вымыться и позаимствовать у нее приличные платья. Но Джуно-Джейн наотрез отказалась идти куда-либо, кроме отцовской палаты. Так что нам, видимо, еще какое-то время придется оставаться в мужской одежде.
— Папочка! — Джуно-Джейн плачет, трясется, как лист на ветру, молится на французском и крестится снова и снова. — Aide-nous, Dieu! Aide-nous, Dieu![3]
Он мечется, крутит головой на подушке, стонет, шевелит губами, потом замолкает и только натужно дышит, с каждой минутой уплывая от нас все дальше и дальше.
— Особых надежд не питайте, — снова предупреждает доктор, сидящий за столом у камина в дальнем углу комнаты.
Пока мы ехали вдоль реки, почтарь рассказал нам, как обстояло дело. Он постоянно ездит этой дорогой — в форт и городок Скабтаун, расположенный на другом берегу. Массу привезли сюда из мэйсонской тюрьмы, чтобы судить, а еще чтобы он рассказал все, что знает о человеке, продавшем ему армейскую лошадь, но до этого не дошло. Кто-то напал на них по пути. Они не успели спрятаться, и в одного из солдат попала пуля. Он погиб на месте, а массу вдобавок ко всему сильно ударили по голове. Когда его принесли в форт, он был едва живой. Штатный доктор занялся им в надежде, что сможет привести в чувство и узнать, кто на них напал. В форте решили, что масса знает этого человека. Им вполне мог оказаться тот самый конокрад, который торговал ворованными армейскими лошадями. Его очень хотели поймать, особенно теперь, когда он убил солдата.
Я могу им рассказать про ирландца, вот только чем это поможет? К тому же в Форт-Уэрте он уже угодил в руки к солдатам, а значит, на массу напал точно не он. Но даже если масса и знает имя своего обидчика, он его не назовет. Единственный человек, которого мистер Уильям Госсетт знает в этих краях, — тот, за кем он сюда приехал. Это его сын, который скрывается.
Но я молчу об этом — молчу весь день, и следующий, и еще один, хотя мне очень хочется рассказать им о Лайле, о том, как масса два года назад его, мальчишку всего шестнадцати лет от роду, выслал из Луизианы, чтобы спасти от обвинений в убийстве. И как Лайл поступил с техасской землей, которая по завещанию однажды должна была достаться Джуно-Джейн, как он продал то, что ему не принадлежит. Такой негодяй легко мог выстрелить даже в родного отца.
И все-таки я держу язык за зубами. Боюсь, что, если обо всем расскажу, нам не поздоровится. Я храню эту тайну, а дни всё идут. Масса завис меж жизнью и смертью. Супруга доктора присматривает за нами, достает нам приличную одежду, которой с нами делятся женщины форта. Мы же присматриваем за мистером Госсеттом и друг за другом.
А еще мы с Джуно-Джейн много времени проводим с Книгой пропавших друзей. Тут, в форте, квартирует несколько ка- валеристских полков, состоящих из цветных. Их еще называют «бизонами». Эти люди съехались сюда из самых разных уголков страны. Они много где бывали и нередко заезжали и на дикие территории. Мы спрашиваем, не знают ли они тех, кто уже есть в нашей книге, а потом выслушиваем их истории, записываем имена их близких и названия мест, откуда их угнали.
— Держитесь подальше от Скабтауна, — советуют они нам. — Очень опасное место для дам.
Довольно странно вновь чувствовать себя женщинами — мы все-таки так долго притворялись мальчишками. А теперь нам стало чуть сложнее, и я не собираюсь покидать форт, да и в тот город тоже не поеду. Во мне крепнет предчувствие. Я ощущаю, что скоро что-то случится, но не могу сказать что.
Что-то плохое, это как пить дать.
Это предчувствие заставляет меня держаться поближе к солдатам и не уходить дальше больницы, построенной чуть в стороне от основного здания, чтобы здоровые не подхватили заразы от больных. Я наблюдаю, как по улице прогуливаются офицерские жены, как играют их детишки. Наблюдаю за тем, как солдаты проходят муштру, а потом дуют в горн и, выстроившись длинными рядами, верхом на своих рослых гнедых конях отправляются на запад.
Я жду, когда масса вздохнет в последний раз, и слежу за горизонтом.