Я протягиваю ей зеркальце, и когда она смотрит на наши отражения, ее губы трогает улыбка, а потом она прижимается щекой к моей руке. Печальные серые глаза с приподнятыми, как у меня, уголками наполняются слезами.
— Мы справимся, — обещаю я ей, хоть и сама пока не знаю как. Две потерянные души, она и я, странствуют далеко-далеко от дома. Да и где он теперь, этот самый дом?
Я начинаю причесывать Джуно-Джейн и оборачиваюсь, чтобы снова посмотреть в окно. Солнце уже поднялось над горным кряжем, рассеяв туман. Призрачный всадник обрел плоть и кровь. Теперь я ясно вижу, что никакой это не ангел смерти, а знакомый мне человек.
Я прижимаюсь лбом к стеклу, чтобы лучше видеть, как он снимает перчатки, прячет их за пояс и разговаривает с двумя солдатами во дворе. Это Мозес. Пока мы гостим в форте, я кое-что о нем разузнала. Если поблизости цветная девчонка, никто не стесняется сплетен. То ли дело белая женщина. Можно подумать, у цветных нет ушей или они слов не понимают и ничегошеньки не смыслят. Супруга доктора тоже ох как любит посудачить. Жаркими днями она с другими офицерскими женами собирается на чай или кофе, и они обсуждают, кто что говорил за завтраками да ужинами.
Мозес совсем не таков, каким показался мне, когда я впервые увидела его на судне, приплывшем в Луизиану. Никакой он не злодей, не нарушитель закона, не слуга человека с повязкой на глазу — Лейтенанта.
Да и не Мозес он на самом деле. Его зовут Элам. Элам Солтер.
Он помощник федерального маршала.
Цветной мужчина — и помощник маршала! В такое трудно поверить, но это чистая правда! Солдаты тут много о нем рассказывают. Он знает полдюжины индейских языков, потому что еще до войны сбежал с плантации в Арканзасе на индейскую территорию. Жил с индейцами, изучил их нравы и знает дикие земли как свои пять пальцев.
Он не помогал злодеям в их преступных замыслах, а наоборот — выслеживал главарей той самой банды, о которой мы столько слышали, — марстонцев. Элам Солтер преследовал их в трех штатах, пересек следом за ними всю индейскую территорию. Погонщик, с которым мы говорили во время перевозки грузов, не солгал: об этих проходимцах в народе ходит недобрая слава, и люди очень их боятся.
«Этот их главарь, Марстон, ни перед чем не остановится, — рассказывала как-то раз своим подругам жена доктора. — Он окружает себя убийцами и ворами! А его приспешники, если он бросится со скалы, прыгнут следом, ни секунды не медля, — так мне рассказывали».
«Элам Солтер всюду их выследит: хоть в райских кущах, хоть в адском пекле, — заметил один из „буйволов“. — Хоть на индейской территории, где разбивают лагеря кайова и команчи, хоть в Мексике, где федералы готовы разорвать любого служителя закона, хоть к западу отсюда, где рыщут апачи».
Элам Солтер сбривает волосы, чтобы никто не позарился на его скальп. Говорят, он каждую неделю это делает.
Вокруг него быстро собирается толпа: белые солдаты и «буйволы» радостно приветствуют помощника маршала, точно давнего друга. Глядя на него в окошко, я вспоминаю ту минуту в переулке, когда он навалился на меня своим телом и сердце мое колотилось о его ребра. «Беги!» — сказал он мне тогда, перед тем как отпустить.
Если бы не он, меня бы тогда ждала верная смерть. А может, меня заковали бы в цепи и погрузили на борт корабля, плывущего в Британский Гондурас под командованием марстонцев, и я снова стала бы рабыней. Женщины в форте поговаривают, что они крадут людей — белых женщин и девочек, а еще цветных.
Мне хочется отблагодарить Элама Солтера за наше спасение. Но все в нем одновременно и манит, и пугает меня. Мысли о нем — точно пламя, к которому тянешь руку, а потом отдергиваешь. Даже сквозь оконное стекло я чувствую его силу.
В дверь стучат. Супруга доктора сообщает, что нам надо поскорее идти в больничную палату. Доктор просил передать, что кончина массы уже близко.
— Пойдем, — говорю я, быстро заканчивая Джуно-Джейн прическу. — Надо проститься с твоим папой. Прочитать заупокойный псалом над его телом. Ты же его знаешь?
Джуно-Джейн кивает, встает, расправляет платье.
— Мэ-э-э… Мэ-э-э… Мэ-э-э… — тянет мисси Лавиния, раскачиваясь в углу. Я ее не ругаю, пока мы одеваемся и готовимся к выходу.
— Ну все, хватит шуметь, — наконец говорю я. — Твой папа покидает этот мир, и ему сейчас лишние заботы ни к чему. Сколько бы обид ты на него ни таила, все равно он твой папа. Замолчи!
Мисси прерывает свою песню, и мы идем к постели мистера Госсетта, чинно и тихо. Джуно-Джейн берет его за руку и опускается на колени, хотя пол жесткий. Мисси тихонько сидит на стуле. Доктор занавесил кровать муслиновыми шторками, и теперь на этом странном, бесцветном островке мы остались только вчетвером. Белые камни, выкрашенные белой известью, белые стропила, белое одеяло на синевато-лиловых руках, исхудавших и безвольных. Лицо бледное, как простыня.