— А, так ты, значит, и есть та самая «дамочка с приветом».
За моей спиной слышится смешок. Обернувшись, я вижу ту самую неприветливую девчушку, спасшую малыша в мой первый рабочий день. Хотя она и пропускает половину занятий, я успела запомнить, что зовут ее Ладжуна. Впрочем, единственное, что я о ней знаю, — это как правильно произносится ее имя: «Ла», потом «джун» — совсем как «июнь» по-английски, — и затем «а». Вот, собственно, и все. На уроках я пыталась наладить с ней контакт, но основное внимание на себя перетягивают футболисты, оставляя в тени девочек, ботаников и изгоев всевозможных сортов.
— А я тебе так скажу: переставай закармливать этих мальцов пирожными. Особенно Малыша Рэя. Этот тебя до богадельни доведет, — увещевает меня Бабушка Ти, покачивая сучковатым пальцем. — Если уж детки такие голодные, так пускай оторвут свои тощие попы от кровати и придут в столовую вовремя, а не опаздывают на завтрак! Там кормят бесплатно! Кое-кто просто ленится, только и всего.
В ответ я вяло киваю. Выходит, слава обо мне разнеслась до самого «Хрю-хрю и Ко-ко». Мало того, в награду за раздачу пирожных я получила прозвище, выставляющее меня, мягко скажем, редкостной дурочкой.
— Если ребенку позволить лениться, он и вырастет лентяем. Мальчику нужно, чтобы кто-нибудь его приструнил, привил ему любовь к труду. Вот когда я была маленькой, мы все трудились на ферме. Девчушки с малолетства уже и готовят, и убирают, а порой даже работать идут. А когда приходит время учиться в школе да есть в столовой, где для тебя готовят другие, кажется, будто ты попал на какой-то райский курорт. Верно, Ладжуна? Это тебе рассказывает твоя двоюродная бабка Дайси?
Ладжуна опускает голову, нехотя произносит: «Да, мэм», неловко переминается с ноги на ногу и вырывает страничку из чековой книжки, которую держит в руке.
Тем временем Бабушка Ти разошлась не на шутку:
— Вот я в ее годы уже и на ферме пахала, и в саду, и в ресторане бабушке помогала. А еще в школе училась и подрабатывала у Госсеттов — за детьми ихними приглядывала после уроков и на каникулах. Мне тогда лет одиннадцать было — еще меньше, чем Ладжуне сейчас. — За нами с Ладжуной начинает скапливаться очередь. — А в восьмом классе школу пришлось бросить. Тот год выдался неурожайным, а счета от госсеттского «Торгового дома» надо было как-то оплачивать. Тут уж не до учебы. Я неглупая была, так что все понимала. Нельзя же, в конце концов, жить на улице. Пускай дом у нас и не бог весть какой шикарный, и все же крыша над головой. Надо быть благодарным за то, что имеешь, — во все времена.
Я стою и потрясенно молчу, пытаясь осмыслить услышанное. Подумать только, ребенку… — сколько ей тогда было? тринадцать? четырнадцать? — пришлось уйти из школы, чтобы помогать семье заработками. Какой ужас!
Бабушка Ти подзывает Ладжуну к себе, за прилавок, и обнимает за плечи:
— Ну а ты-то у нас умничка. И со всем справишься. Что ты хотела, солнышко? Почему ты стоишь тут, а не столики обслуживаешь?
— У меня перерыв. Все столики обслужены, — Ладжуна кладет рядом с кассой чек и двадцатидолларовую купюру. — Мисс Ханна попросила меня занести деньги самой, чтобы ей не толкаться в очереди.
Бабушка Ти поджимает губы:
— Любят же некоторые пользоваться особыми привилегиями, — она пробивает чек и протягивает Ладжуне сдачу. — Передай это ей, а потом ступай на перерыв.
— Да, мэм.
Ладжуна выходит из-за прилавка, и я чувствую, что мне тоже пора. Позади слышатся нетерпеливые возгласы и притопывания. Повинуясь порыву, решаю купить себе пирожное с банановым кремом, выставленное в витрине. В этом нет никакой необходимости. Да и траты мне сейчас ни к чему, но больно аппетитно оно выглядит! «Вот съем — и настроение сразу улучшится!» — говорю я себе.
— Тот старый дом, в котором ты поселилась, после смерти судьи, как и все остальное, перешел в руки к его родне, — рассказывает Бабушка Ти, пока я расплачиваюсь за десерт. — Двое его старших сыновей — Уилл и Мэнфорд — получили фабрику «Госсетт Индастрис», литейный цех и грушевую плантацию к северу от города. Младший ребенок судьи умер много лет назад, но оставил после себя сына и дочь. Они-то и унаследовали большой дом и земельный надел, предназначавшиеся для их отца, вот только дочурка, Робин, рано умерла, бедняжка — ей было всего тридцать один. Хозяин твоего дома — это ее брат, мистер Натан Госсетт, внук судьи, но крышу он чинить не станет. Живет он на побережье. Держит там рыболовецкое судно, промышляет ловлей креветок. Госвудские земли сдает, а на остальное ему начхать. Непутевый он, что с него взять. Плевать он хотел с высокой колокольни на это местечко. А ведь у него богатая история. Чего там только не было. Жаль, когда истории умирают, потому что их некому выслушать.