- Мы всего лишь образцы? - спросил он себя мысленно, но она всё равно ответила.
- Ну да. Подопытные крысы, если угодно. А мой муж вместе с братьями лишь исследует вашу реакцию на голос, пытаясь вывести формулу противоядия для отца.
- Если твой муж... Кто же тогда ты?
- Хватит с меня разговоров! Давай выпьем. Я принесла неплохое вино. Держу пари, ты такого ещё не пробовал.
Он неохотно протянул кружку, которая мгновенно потяжелела.
- Пей не бойся. Вот так. Хорошо. Нет, обязательно до дна.
Он молча повиновался.
- Отлично. Теперь слушай.
После этих слов она придвинулась ближе, а проснулся он уже в одиночестве. Что с ним произошло, он не помнил, но в голове навязчиво, словно въедливый сон, крутилось следующее...
Рисовать я начала рано. По крайней мере с того возраста как себя помню я уже не выпускала надолго карандаши из рук. Красный, оранжевый, жёлтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый - все они в течение месяца неизбежно стирались до огрызков, которые я любила втыкать в землю после дождя.
Я рисовала всё что видела: от овсяных хлопьев за завтраком перед школой до всеобъемлющих бюстгальтеров тётушки Лоры, болтавшихся по вечерам на бельевой верёвке в доме напротив. А ещё полиэтиленовые пакеты, которые сцепились с ветвями в неравной схватке, котов нежившихся на солнце в саду перед домом, старушек с обвисшей кожей на шее, их сутулых мужей, да и ещё много всего. Мне нравилось, что всему можно придать различные оттенки, добавить свет или убрать лишь лёгким мановением руки. Извечная война теней и света превращалась на холсте в картины. Со временем мебели в комнате становилось всё меньше, а картин всё больше и больше. Те, что не помещались на стену, я складывала в левом дальнем углу, затем в правом, а ещё чуть позже... везде, где только оставалось место.
Отцу это не нравилось, но мама всегда меня защищала и отстаивала моё странное (отец бы даже сказал вредное для девочки) увлечение всеми доступными способами. У них частенько случались споры по этому поводу. Начинались они всегда с вопросов о моём будущем, на которые я упорно не хотела давать ответ, молча уставившись в тарелку горохового супа. Именно в такие моменты мама и приходила мне на выручку. И пока они с отцом продолжали обсуждать это самое будущее, я умудрялась проскользнуть к себе в комнату и нарисовать ещё что-нибудь и как можно быстрее. Так продолжалось до тех пор, пока мне не исполнилось четырнадцать. В тот день мне не удалось исчезнуть незамеченной после очередных вопросов. Пришло время решить мою дальнейшую судьбу, которая впрочем, сводилась либо к тому, чтобы приступить к обучению в художественной школе и позже стать преподавателем рисования, либо пойти на юридический и... не знаю, что там дальше. (Смущённый смешок.) Обычно после слов пойти на юридический, я переставала слушать доводы отца и начинала представлять в голове новую картину. Но становится преподавателем в художественной школе искусств, мне также не особо хотелось. К сожалению, девушки в нашем мире не могли себе позволить рисовать, они могли только обучать этому парней. ТВОРИТЬ ЭТО НЕ ВАШЕ - звучало предупреждение учителя в средней школе, где я училась изображать жалобный вид, после того как он забирал у меня очередной оторванный листок в клетку, где вместо формул и растянутых знаков появлялись то лёгкие крылья птиц за окном, то тяжёлые, задумчивые выражения лиц моих незадачливых одноклассников.
В итоге я вышла замуж за одного из сыновей верховного судьи (как и полагается всем приличным дамам). Любила ли я его? У нас об этом не принято судить. Да и вообще не принято судить его сыновей тем или иным образом. Но если быть до конца откровенной, то я об этом даже не задумывалась. Поначалу всё шло гладко, но чуть позже...
С работы он стал приходить всё более угрюмым. Каждые последующие образцы получались хуже предыдущих. Он мрачнел, а с ним мрачнел и весь ваш мир. Но вдруг произошло чудо. Ребёнок! У нас должен был появиться малыш. Он сиял от счастья. Наскоро стерев всё, что получалось до этого, огнём, он с головой ушёл в работу. Дни и ночи он просиживал у себя в лаборатории. И через неделю у него получилось то, частью чего ты и являешься. Не буду скрывать, вышло не совсем удачно и всё же намного лучше, чем получалось до этого. Уж поверь.
Что? НЕТ! Не чувствую я никакой вины. Выдумал тоже. А он чувствовал. Поэтому и отправил к вам посланника, чтобы хоть немного разъяснить, как сосуществовать вместе с этим голосом. Но с посланником вы обошлись жестоко, да и с голосом так и не свыклись.
Что с ребёнком? Не спрашивай.