Я не могла вовремя познакомиться с ее произведеньями, а затем они пропали с книжного рынка совсем. Но то, что мне довелось прочитать, пугало каким-то необузданным протестом, экзальтированностью, вызовом. Характерны для нее запомнившиеся строки:
Впрочем, тогдашний мой суд был незрелым. Думается, что она принадлежала к авторам, более талантливым в жизни, чем в произведениях.
Настало теплое время, стаяли снега. Моя бритая голова оделась кудрявой шевелюрой. В. Ив. был нежно-внимателен и участлив ко мне. Он удивлялся моей интуиции, угадыванию мыслей. Так, я чутьем узнала об его пристрастии к Городецкому, об этой кратковременной вспышке взаимного влечения [331].
В ту весну и лето я посвящала В. Ив. стихи. Не все уцелело. Были строки:
Война, потрясения, бесхлебица, неустроенность — все преодолевалось тогда силами молодости, встречей с гением, безгранично душевно богатым.
К этому лету относится также мое признанье:
Прочитав врученный ему листочек, В. Ив. взял меня за руку и долго, долго безмолвно смотрел в глаза. Мне даже стало неловко.
Об этом посвящении Гумилев впоследствии говорил: «Отголосок символизма. Идет певец по дороге и поет. А женский голос следует за ним, прячется в кустарнике и подпевает».
Поэтические кружки, литературная молодежь, знакомство с Бальмонтом — все создавало подъем, когда земли под собой не чувствуешь.
Характерно стихотворенье тех лет:
«Удачное воплощение», — отзывался обо мне В. Ив.
Я выходила из Б. Афанасьевского переулка с таким тугим напором радости, что будто летела над землей, ослепленная ярким блеском. Было на углу кафе-молочная, куда я не забывала заходить и полакомиться для полноты блаженства. И бежала домой на Фили через Дорогомиловскую Заставу. О, этот путь, исхоженный мною во все часы суток, во все погоды, во все времена года! Неотъемлемая часть жизни!
Его уже нет в Москве, и только некоторые уцелевшие на-именованья говорят о прошлом. Что может быть невероятней прошлого? Что может быть несбыточней прошлого?
Арбат с его прихотливыми переулочками простирался, как заповедник московской интеллигенции. Сколько чтимых имен знали мы здесь: Бальмонт, В. И. Чулков, Сакулин, Гершензон, Марина Цветаева, Антокольский, вахтанговцы, Бутомо-Названова[332], Брюсов, Гунст, Тихомиров[333], Суражевский, Домогацкий [334]. Те, кому молодежь поклонялась, у кого училась. В те годы я рисовала Москву так:
На какой же это было планете — «неспешные улицы»? Тогдашняя улица изображалась патриархально:
331
Вяч. Иванов сыграл немалую роль в становлении С. М. Городецкого — литератора. «Открытие новой звезды» произошло на одном из литературных собраний на «башне» у Иванова в январе 1906 года, когда С. М. Городецкий прочитал свои стихи из будущей книги «Ярь». Вл. Пяст, присутствовавший на собрании, так описывает это событие:
«Я наверно не помню, сидел ли тогда на арбитраже в качестве суперарбитра Валерий Брюсов — или это было в следующую среду, через одну неделю, — но во всяком случае и он (в тот раз, когда был), и все поэты, и все непоэты, присутствовавшие у Вячеслава Иванова, — все, лишь заслышали шаманский голос-бубен Сергея Городецкого, — его скороговорку под нос:
все испытали тот „новый трепет“, который определяет, по словам того же Бодлера, рождение нового поэта, нового бога.
Все заволновались. Всё померкло перед этим „рождением Ярилы“. Все поэты, прошедшие вереницей перед ареопагом под председательством Брюсова, вместе с этим ареопагом выпущены были признать выступление Городецкого из ряда вон выходящим. Многие обрадовались этому, некоторые позавидовали. Вячеслав Иванов, когда единодушный шум рукоплесканий, превзошедший когда-либо слышанный в стенах „башни“ шум, умолк, — Вячеслав Иванов вскочил и сейчас же сказал восторженную речь по поводу этих юных стихов. Слабой „оппозицией“ было только ворчанье на „Ярилу“ со стороны Мережковского, и только в первую „среду“.
Все следующие „среды“ были „средами“ триумфов юного Ярилы.
Его почти буквально носили на руках» (Пяст В. Встречи. М., 1997, с. 73–74).
Иванова и Городецкого сближал интерес к фольклору. Известны стихотворные посвящения поэтов друг другу. Поэзия и личность автора «Яри» послужили Вяч. Иванову материалом для создания маски Юного Поэта в стихотворном цикле «Эрос» (1906).
Совместное Л. Д. Зиновьевой-Аннибал Вяч. Иванов стремился осуществить на практике теорию преодоления индивидуализма (в том числе и в семейной жизни, идя от «союза двух» к «союзу трех» и далее к «союзу многих») и пытался привлечь к этому С. М. Городецкого.
В 1909–1910 годах поэты начали отдаляться друг от друга. С. М. Городецкий позднее в «Воспоминаниях об А. Блоке» (1922) назвал «башню» «Парнасом бесноватых». (См.: Помирчий Р. Е. Комментарии к стихотворению «Китоврас». — В кн.: Иванов Вяч. И. Стихотворения и поэмы (Библиотека поэта. Малая серия). Л., 1976, с. 473–474)
333
Михаил Николаевич Тихомиров (1893–1965) — историк, археограф; автор фундаментальных исследований по истории древней и средневековой Руси, истории культуры, источниковедению, историографии, палеографии, археографии, архивоведению.
334
Владимир Константинович Домогацкий (1876–1939) — скульптор; создал памятник Дж. Байрону (1919), галерею портретных образов современников — В. А. Ватагина (1924), В. В. Вересаева (1929) и др.