Выбрать главу

[А. А. Петров]

8. Борис Пастернак

«Спи, подруга, — лавиной вернуся» [348].

Б. Пастернак

«Это безобразие, что мне ничего не нравится», — говорила хорошенькая и взыскательная Варя Монина. Но вот понравился и сильно новоявленный поэт, тогда еще только завоевывающий вниманье литературных кругов. «Когда я вчера возвращалась домой, он проходил подругой стороне Знаменки, и до меня дошла горячая лирическая волна, от него исходящая».

Как-то Боброва, Аксёнова, Пастернака застала гроза на Арбатской площади, они, все трое, тогда находившиеся в частом общении («Центрифуга»), зашли в ближайший подъезд и не заметили, как кончился дождь, в ожесточенном споре о философии Гегеля.

«Это единственный современный поэт, отмеченный чертой гениальности». — «Вы слишком легко распоряжаетесь понятием „гений“», — останавливал Варю Монину Иван Никанорович Розанов.

Так я впервые услышала имя — Борис Пастернак. То было начало 1920-х гг. Тогда всё кафе «Домино», первоначальный Союз поэтов, бросилось подражать сумбурной стихотворной манере Пастернака, смешению вещей, вроде: снег, сапоги, апельсинная корка, воспоминание, разорванный конверт и т. п. Впрочем, это было и общим стилем сдвинутого времени. Характерно звучало название Бориса Пильняка «Волки и машины»[349].

Дальше я слышала о Борисе Леонидовиче: «Он скромно входил в книжный магазин на Кузнецком и предлагал для распространения свой сборник „Поверх барьеров“[350]. Он женился на художнице Жене [351], безумно в него влюбленной, и приходил в Союз поэтов занимать деньги. Была нужда».

Он вернулся из Парижа, встретил в арбатских переулках Варвару Монину и неожиданно ее поцеловал. Густым бархатным басом ей пожаловался: «И там, как и тут, я читал Эдгара По, что было главным для меня».

«Париж в дельцах, В золотых тельцах»[352].

Варвара говорила, что Б. Л. сетовал о своей некрасивости: «Какие толстые у меня губы». Губы действительно были, как я писала о Пушкине:

«А губы-то вперед! У абиссинца Такие же, когда в полдневный зной Снежно-холодного ручья напиться К земле приляжет тяжестью грудной».

Переводчица Наталья Вержейская, встретив Б. Л. в столовой Союза писателей, ужасалась: «Он безобразен». У меня была не вошедшая в строфу строка: «И красотой, и некрасивостью хорош». Его лицо легко можно было преобразить в демонически прекрасное. Ходили портреты, где он выглядел, как задумавшийся над бездной ангел Врубеля [353].

Б. Л. щедро, добро откликался на предложенные ему для отзыва стихи молодых поэтов. Варваре, прочтя ее тетрадочки, сказал: «Что в Вас прекрасно, так это импрессионизм». Говорил ей еще: «У Вас очаровательный голос, выступите в Доме печати с чтением моих стихов».

Моя фильская [тетрадь] из обрывков бумаги, сшитых нитками, попала к нему путем передачи через третьи руки и, спустя десятилетия, он говорил, что она у него хранится. В последующие годы встречала я Б. Л. на вечере Тарабукина [354] в Доме Академии художеств. Я прочла там свою «Рябину», и он сказал: «Как хорошо, что такие стихи есть, свободные».

По дороге к Вячеславу Иванову в Дом ученых (1924 г.) встретила его на Пречистенке. Он радостно поздоровался и подарил букетик лесных фиалок. Я отдала его тут же лошадиной морде, она его сжевала, ничего. Я была у него — на Волхонке, в Афанасьевском переулке, в Лаврушинском переулке. Он приезжал ко мне на Ольховскую в военные годы. Я присутствовала в Переделкине на посмертном 9-м дне.

Поражала в нем его солнечная щедрость, расположенность, открытость, доверчивость. Я не была предметом его увлечений, семейной знакомой, бывающей в доме, женой друга или еще кем-нибудь. Была только приятельницей приятельницы, автором горсточки стихов о зеленом саде, румяной девицей с неопределенными данными, блуждающей по литературным окрестностям. Но вот он подходит на Арбате, приветствует. Вот он выглядывает из окошка Дома Герцена и, видя меня, проходящую, громогласно возглашает: «Ольга Мочалова!» Приходит слушать мое выступление в Дом печати.

вернуться

348

Пастернак Б. Л. Памяти Демона. — Впервые опубл. в сб.: Пастернак Б. Л. Сестра моя — жизнь. М., 1922.

вернуться

349

Борис Пильняк (наст, фамилия Вогау Борис Андреевич; 1894–1938) — писатель; необоснованно репрессирован, реабилитирован посмертно.

Ошибка в тексте. Правильно: Пильняк Б. Машины и волки. Роман. Л., 1925.

вернуться

350

Пастернак Б. Л. Поверх барьеров. М., 1917.

вернуться

351

Евгения Владимировна Пастернак (урожд. Лурье; 1898/1899—1965) — художница; первая жена Б. Л. Пастернака.

вернуться

352

Пастернак Б. Л. Бальзак (1927). — Впервые опубл.: Звезда. 1928. № 4, с. 41.

Цитируемая строфа без искажений такова:

Париж в златых тельцах, в дельцах, В дождях, как мщенье, долгожданных. По улицам летит пыльца. Разгневанно цветут каштаны.
вернуться

353

Михаил Александрович Врубель (1856–1910) — художник.

Комментируя попытку мемуаристки сравнить портрет Б. Л. Пастернака с врубелевскими работами, можно почти с одинаковой степенью вероятности предположить, что она имела в виду либо картину М. А. Врубеля «Демон сидящий» (1890), либо его эскиз «Голова ангела» (1887), хранящиеся в Государственной Третьяковской галерее.

вернуться

354

Николай Михайлович Тарабукин (1899–1956) — искусствовед.