«Зарница шалила ночная…»
Зарница
шалила ночная!
В ночь
подливала вино.
Как шкаф,
темноту отворяя,
Улепетывала вновь!
Зарнице
дела много:
Шарахать
с тропинки коней;
Топить в темноту —
воду,
Выбросив узел огней!
Жмурясь
И приставая,
за локоть схватила меня.
Сунула, золотая,
В карман мне
связку огня!
«Что тебе,
дорогая?
Иду из гостей —
домой.
На дудочке
не играю.
Не владею я ворожбой!
Вот моя близко дача.
Простимся,
прелестный друг!
Чтоб лай не будить
собачий,
Пролезу сквозь эту дыру».
Зарница
свесилась низко,
Продолжала
свой юрк и торг
И в окно все бросала мне
письма
О том,
что свободен восторг!
БОЛШЕВО
Рвалась,
Растягиваясь, молния.
Гром поперхнулся
в сорванном дожде.
Ссыпался дождь
звенящими колючками.
Гроза шипела в бешеной воде!
Сквозь задыханье!
Сквозь небо трясенье!
Кидался пачками
бенгальский свет!
Клочки пейзажей,
как с автомобиля,
Шарахались,
взметнув кромешный цвет…
Валились близко
глыбы громовые,
И беспорядочно совался нос
Какой-то ослепительной
гримасы
В укромные
темноты сосен.
Бежал малинник под окном в смятенье.
Швырялся ветра
рваный балахон!
Был чернокрылый дождь
один
на свете,
Там, где кончался
обмерший балкон…
Скрипеньем вторя
аховой присядке,
Кавалерийским натискам воды,
Лес черно-бурый
шумно
содрогался,
Вбирая сок сокровищной беды.
И я
с таким блаженным замираньем
Каталась
с великаньих гор громов!
Я веселилась
полным обладаньем:
От кладов золотых —
до облаков!
СВЕТЛЯЧОК
Спит глубоко ребенок,
Светя своим теплом,
Как светлячок в ночи.
И прячешь в войлок шаг,
И шепотом прислуживаешь ночи…
Дом полон до краев
глубокою погодой.
ГОРЕ
Толпились плечом к плечу,
Чужим дорожа несчастьем, —
Поглядеть на вывороченные
Поездом лошадиные части.
Маленькая девчонка
Изумленно глядела на лужу
Красной краски. Большая баба
Тяжко вздыхала мужу.
Прошел парень с девицей,
Чуть
Задержавшись на переезде.
Снова
с медленным скрипом
Звякнул шлагбаум железный.
Становились безучастными лица.
Пахнуло неубранным сеном,
Там, среди вольных полей,
Все кротко и забвенно!
Всякому свое. А помочь нечем.
Зеленой звездочке семафора
Видно, что никаким словом
Не избыть
простого
извозчика
горя.
Река дотянулась прохладой и влагой.
Горизонт налился
дремной синью.
И заговорил, негодуя и жалуясь,
носом об рукав синий,
Заплакал
от беспощадной жалости,
Держа ослабнувшие вожжи,
Грузный,
мрачный,
заика,
Фокин — извозчик.