Выбрать главу

   ГОЛОС. Так и не угомонилась.

  ЖЕНЩИНА / оглядываясь /. Ничего не понимаю.

  ГОЛОС. А когда ты понимала хоть что-то?

  ЖЕНЩИНА. Вот оно что! Теперь узнала. Как это я не догадалась сразу, что и ТАМ не образумишься, и сделаешь всё возможное, чтобы свести мои желания к максимуму, а возможности - к минимуму. Эгоизм так и прёт, хотя там, где ты сейчас и одному тесно. Господи, какая я наивная. Думала, что теперь уж точно оставишь меня в покое, и мы, если и не останемся друзьями, то, по крайней мере, будем общаться, как хорошие знакомые, друг другу ничем не обязанные, а, значит, ничто не сможет помешать радости общения, недоступной, когда ты был ЗДЕСЬ.

  ГОЛОС. Да замолчишь ты, наконец?

  ЖЕНЩИНА. Замолчать? А разве я не молчала всю жизнь, когда мы были вместе? И теперь хочешь помешать мне выговориться. А как же иначе: первый парень на деревне, решившись любой ценой попасть в город. Помнится, именно это я и пыталась сама себе втолковать. А ты скрутил меня и не отпускал. А когда смял мою волю и тело, предчувствия, меня не отпускавшие, сбылись самым жестоким образом. Но хватит! Я сыта по горло. Теперь ты не сможешь мне помешать, делать, что хочу, и уж, тем более, говорить.

  ГОЛОС. Интересно, до чего ты договоришься?

  ЖЕНЩИНА. Наконец-то, стал проявлять ко мне интерес. Правда, несколько поздновато. Ты не находишь?

  ГОЛОС. Ничуть. Да у тебя, собственно, нет выбора.

  ЖЕНЩИНА. Это ещё почему?

  ГОЛОС. А ты не догадываешься?

  ЖЕНЩИНА. Нет, и не намерена это делать. Догадки я предоставляю другим.

  ГОЛОС. Интересно, кому?

  ЖЕНЩИНА. Всем желающим. И не в последнюю очередь твоим любовницам.

  ГОЛОС. Вот как?

  ЖЕНЩИНА. Не притворяйся удивлённым. Ты ведь знаешь, я никогда не преувеличиваю свои несчастья, зато преуменьшаю чаще, чем следовало. Иначе, как бы я могла мириться с их существованием? А уж с их привычками, и говорить не приходится. Я знала их поименно. В те редкие ночные минуты, когда ты не лежал спиной ко мне, я узнавала по твоему поведению, что ты, обладая мной, думал о новой своей пассии, ибо то, что ты делал с ней, отдаваясь не только телом, но и душой, со мной повторял автоматически, но я радовалась и этой малости. Да ты и не особенно скрывал свои похождения, намекая на них, как бы в шутку, а я, зная, что это серьёзно, притворялась, будто у меня всё в порядке с чувством юмора, хотя никаких других чувств, кроме ненависти, не ощущала. А ты всё повторял и повторял, набившую оскомину шутку, что хотел бы умереть на молодой, свежей и крепкой груди где-нибудь в районе Канарских островов. А умер, дорогой мой шутник, на моей, может быть, не самой лучшей из тех, что у тебя были, но ничуть не хуже тех, до которых ты не добрался. Так что, моя грудь до сих пор сохраняет следы твоего последнего вздоха. Но раз так уж случилось, и было бы большой несправедливостью с твоей стороны сожалеть об этом. / Подносит платок к глазам /.