— ся. — Понимаешь, я подумал, что ты знаешь эту собаку лучше всех нас. Ну-у того, которого… ну, ты поняла.
Все так же молча Рута вильнула хвостом несколько энергичнее, что, конечно же, означало согласие.
— Ну вот, — продолжал Андрей, — а раз так, то ты, собака умная, могла бы предположить, где его надо искать. Понимаешь, если мы его найдем и докажем, что он не бессловесный, сразу же выручим и его самого, и Виктора.
Рута все еще молчала, только стала чаще бросать на Андрея короткие взгляды, и опахало заработало быстрее, даже кончик немного подрагивал.
— Ну так где? Как ты думаешь?
Рута села, отвернулась, будто что–то высматривая на соседней с аллеей поляне, и наконец заговорила:
— Я думаю, что нам его не найти.
— Это почему? — испугался Андрей.
— Потому что тот, кто похитил его из распределителя, а это, конечно, не Виктор, знал, зачем это делает. Если это крайние анималгуманисты, то они его по глупости отвезут в дикий лес и там выпустят. Для них же он бессловесный. Если же кто–то другой, то задумали что–то пакостное и поэтому как раз и не выпустят. л
—' Черт, кто же это мог быть? — почти в отчаянии пробормотал Андрей. Доводы Руты прозвучали безжалостно и убедительно. Он по–настоящему растерялся. Почему–то ему казалось, да что казалось, он был уверен: отыскать эту собаку — только вопрос времени, но Рута одним махом своего пышного хвоста разрушила башню его убеждений.
— Есть только одна надежда, — заронила в душу Дюши слабый огонек рыжая кудесница. — И всего один шанс.
— Рута, девочка, не тяни, пожалуйста, — взмолился Андрей. — Какой шанс? На что надеяться?
— Надежда на него самого, — к ак всегда, спокойно и рассудительно отвечала она. — Он ведь совсем не такой… не такой, как другие.
— А какой? — Ему уже казалось, что Рута над ним издевается.
— Он очень умный, очень, — подчеркнула Рута.
— Почему ты так думаешь?
— А ты разве не заметил?
— Я? — смешался Андрей. — Я не знаю. Я с ним слишком мало знаком.
— Значит, он даже умнее тебя. — Рута глянула ему прямо в глаза, и Андрей почувствовал, что краснеет.
— Почему? С чего ты это взяла?
Она ответила не сразу и как–то не совсем для него понятно.
— Лари мне кое–что рассказал. В общем… — Она, видно, смягчилась, заметив, как Андрей расстроился. — В общем, ты не один виноват. Мы все виноваты. И я… Я тоже его прошляпила. — Последнюю фразу Рута сказала совсем тихо, уныло понурив свою красивую умную голову.
— А шанс, шанс какой? — в нетерпении спросил Андрей о недосказанном. — Ты еще говорила, у нас есть какой–то шанс.
— Конечно, — ответила Рута. — У него и у нас. Если он удерет.
— О господи! Я‑то думал. Да ведь он же простак. Это не получится.
— Плохо ты его знаешь. — Рута встала на все четыре, и он удивился, уловив в ее голосе нотку возмущения. — Может быть, он уже убежал. А если так, то я знаю, где его можно искать.
— Ну так что же ты мне тут грузишь? — не выдержал и Андрей. — Пошли скорее, где это?
— Здесь, — ответила Рута. — Рядом.
И она перешла с аллеи на зеленую лужайку.
Идем так, здесь ближе. Андрей последовал за своей проводницей. Они пересекли первую лужайку до ближайших кустов, обогнули невысокую, словно пришибленную сверху ножницами садовода, стенку благоухающего шиповника, и Рута подвела его к невообразимо густым зарослям уже отцветшей сирени. За ней никто давно не ухаживал, как в принципе и за основной массой других деревьев и кустарников Зеленого сектора. Лишь изредка по весне руки натуропатов обламывали ветки крайних кустов сиреневого массива, не рискуя углубляться в практически непроходимую чащу.
— Куда дальше–то? — остановился перед этой одичалостью Андрей.
— За мной, — кратко ответила Рута, — только шляпу сними.
Андрей понял, что оделся он неудачно. Ему не только пришлось снять и заткнуть за пояс шляпу, заправить в брюки хитон, но и встать на карачки. Прежде чем принять обычное положение младшего брата сообщества из четвероногих, Андрей оглянулся, не видит ли его кто–нибудь еще, кроме Руты. Нет никого, или почти никого, только тот самый бездельник пудель продолжает наверняка бесполезное и бездарное мышкование, все так. же — кругами, кругами, погрузив нос в траву, движется, сам не зная куда, по циклоиде и вряд ли вообще что–либо видит и слышит дальше собственного увлеченного носа.