На всякий случай он все–таки, собравшись с духом, открепил с костюма крысолова светящийся диск теплого и липкого на ощупь фонарика, погасил его и сунул в карман брюк. Мало ли что еще ждет на пути к выходу. Потом Андрей встал и двинулся вперед вдоль течения реки, в том же направлении, что и шел прежде. Вскоре он достиг поворота русла и коридора, за ним его поджидала абсолютная тьма. Горящих ламп дальше почему–то не было ни единой.
Андрей выругался про себя, это всегда придавало ему уверенности, хотя взрослые и говорят, что ругаться — просто распущенность. Зажигать фонарик или нет? Если бы он был сейчас в Мире Разума, такого вопроса просто бы не стояло. Зажигать, и точка. А здесь… Здесь могло быть по–всякому. Крысолову, по крайней мере, зажженный фонарь не помог. «Буду делать все наоборот», — решил Андрей и шагнул в темноту, ошупывая стену рукой и дорогу ногой.
Казалось, что он пришел в место, где кончается все. Света нет, звуков, кроме его собственного дыхания и легкого шарканья шагов, тоже нет, даже журчания потока почему–то не слышно. Вонь, правда, наверняка оставалась, но он принюхался, что ли… Сделал еще несколько осторожных шагов ощупью и только один поувереннее. На этом–то шаге он и упал на колено, наступив на что–то плотное, упругое, поехавшее у него под ногой. Доставая и зажигая фонарик, он почти уже знал, что увидит. К сожалению, он не ошибся. Тело еще одной таксы. У этого крысолова фонарик был потушен, но головы все равно не было. А дальше вдоль стены рядком лежали еще три обезглавленных трупа. Вот и вся бригада. И у них тоже вместе с головами исчезли говорилки.
Андрей вдруг почувствовал, что дрожь его прошла, а на лбу даже выступил пот. Разум подсказывал, что теперь надо повернуть обратно. «Наоборот», — прошептал он самому себе и двинулся дальше, уже не гася фонарика и зажав его в щипцах большого и указательного пальцев. Клинок сильного ясного луча, с острием у ладони, расширяясь впереди, шарил по стенам круглым четким пятном с почти очерченным периметром. Все, что было в этом круге, он видел очень хорошо, но то, что находилось за его пределами, терялось во мраке.
Если бы он зажег фонарик сразу у поворота, то, наверное, никогда бы не свернул сюда, не пошел бы дальше, не наступил бы на тело. Просто не имело смысла, впереди его ждал тупик — тоннель заканчивался стенкой, а вода потока собиралась и убегала в две большие трубы, по которым он мог проползти только на четвереньках. Все равно надо было возвращаться.
Он уже собирался погасить фонарик и повернуть назад, но то, что мелькнуло в бегущем по тупиковой стенке луче, заставило его замереть на несколько мгновений. Сначала он не поверил себе, решил, что привиделось, и, чтобы проверить, совсем медленно вернул светлый круг видимости назад, на место рождения миража.
Он забыл, в каком мире находится, здесь все было по–настоящему, без игры и обмана. Из чернеющей выбоины в стене размером в две человеческих головы на него мертво смотрели три оскаленных головы крысоловов. Как завороженный, он медленно двинулся вперед, не глядя под ноги и не отводя луча.
Стенка тоннеля оказалась всего шагах в десяти, потом еще четыре шага в сторону по приступке над трубой, и вот она — черная выемка с мертвыми головами. Шумно отдуваясь, будто проделал за эти неполные полтора десятка шагов путь в целую вечность, Андрей заглянул внутрь, за головы и отпрянул — еще две головы. Но отпрянул он лишь на секунду, потому что там, в самой глубине, на расстоянии вытянутой человеческой руки, что–то блеснуло, отразив свет фонарика. Пересилив ужас и отвращение, он заглянул снова. За задней парой голов на маленькой плоской площадочке, которой заканчивалась эта полость, горкой лежали гармошки.
«Зачем? Кто устроил здесь такое страшное хранилище говорилок? Будто похоронил. Или это алтарь? Жертвенник? А головы — жертвы? Или стражи? Какая–нибудь новая сатанинская секта из далекого прошлого? Чему они поклоняются? При чем тут обычные речевые трансляторы, снятые с шей несчастных такс? Кто все это придумал? Чье дикое больное воображение подсказало та^сое?»
Он стоял словно прикованный взглядом к горке блестящего металла и не мог дать ответа на эти вопросы, которые сам себе задавал. Так и не найдя объяснений, Андрей протянул руку, стараясь не касаться голов, и вытащил одну из говорилок вместе с ошейником. Осветив ее фонариком, прочел гравировку на металлической пластинке: «Тобби Дарк» — имя погибшего владельца, и короткий набор цифр и букв — группа крови, засохшая корка которой неровно тянулась по всему краю кольца ошейника.