даже иголочкой не кольнут, я экстремалов в расчет не беру. Правда, и здесь тоже убивать запрещено, даже инъекции и то без иглы через кожу делают, но…
— А мне прямо иглой, — прервал Барди.
— Это у вас в поселке?
— Да в ветлечебнице прививки, но и здесь тоже хотели.
— Это когда?
— Когда меня из распределителя на флайере увезли. Я притворился, что выпил снотворное, которое они мне в плошку с водой подсыпали, и они меня так и унесли. Потом в багажник бросили, потом мы прилетели куда–то, и там меня положили на стол в операционную, и какой–то Афтандил…
— Афтандил?! Я о нем слышал от Виктора. Ты же был в накопителе! Как ты сбежал? Они с тобой ничего там не делали?
— Хотели, но не успели. А что — я не знаю, потому что сбежал. И еще я там видел очень странных собак. Пахнут и выглядят, как бессловесные псы, а ведут себя, как щенки.
— Тебя бы тоже таким сделали, если бы ты не убежал. В накопителе все такие. Нейтрализация бессловесных. Зато, говорят, они счастливы.
— Я бы не захотел.
— Их и не спрашивали. Они ж бессловесные. Но погоди, Барди, значит, тебя вытащили из распределителя через окно?
— Зачем через окно, через дверь. Нику служитель помогал, он дверь и отпер.
— Ты знаешь всех, кто тебя похищал?
— Да.
— Ты узнаешь их?
— Да.
— Все! Мы спасем Виктора, Руту, тебя и всех. Надо только отсюда выбраться. У-у, черт, эти добровольные охотники…
Андрей готов был прямо сейчас броситься с Барди назад в город, да как из леса выбраться? Часа два назад Барди на разведку ходил. Принес совсем неутешительные сведения. Мужики с ружьями разбили лагерь на опушке, а сами растянулись цепью и вошли в лес. Добра от них ждать не приходится, они на бешеного дикаря и маньяка–убийцу пришли охотиться. С такими не договоришься. Влепят пулю — и весь разговор, так что Барди прав, надо пересидеть их «охоту» в убежище.
— Дюша, — вывел Андрея из задумчивости тихий оклик Барди.
— Что?
— А у Лари говорилка где? Под перьями?
— Ему не нужна. И Сереге не нужна. Некоторые птицы — попугаи, сороки, вороны, скворцы — и без говорилки разговаривают. Им только так же, как всем, при рождении речевой центр стимулируют. Ну, как тебе. Вживят речевой стимулятор — и все.
— Дюша, а ты его видел?
— Кого?
— Речевой стимулятор.
— Видел. Даже в руках держал. Виктор показывал. Тонкая такая иголочка.
— Дюша, а почему стимулируют тоже не всех?
На пару минут в темноте воцарилось молчание. Андрей не знал, как ему отвечать, слишком сложный вопрос задал Барди. Но ведь он сам предлагал спрашивать.
— Я тоже спрашивал об этом у Виктора, — отыскал нужное начало Андрей. — Он говорил, что люди считают себя самыми главными, а животные не все им нужны.
— А разве мы вообще нужны людям, когда у них есть такой мир? Мир Разума.
Слова Барди могли прозвучать и вопросом, и заключением. Андрей решил считать, что это все же вопрос.
— Ну мне–то ты нужен, — сказал он. — И Рута нужна. И вообще без вас плохо.
— Это ты так считаешь, — не совсем согласился Барди. — А другие…
— И Виктор, и Меля тоже, — не дал ему договорить Андрей. — А на других наплевать. Знаешь, как говорят у людей, всем мил не будешь.
Он замолчал, и Барди молчал, но Андрей мог поклясться на чем угодно, что Барди просто задумался, да так крепко, что Андрей уже с некоторым страхом ожидал следующего вопроса. Наконец Барди созрел.
— Дюша, а говорилки… Погоди, тише, молчи.
Андрей почувствовал, как напряглось в доли секунды все тело собаки, стало литым и упругим, как тогда, когда они бродили по смрадным коридорам канализации. Барди кого–то учуял. Андрей почувствовал движение, собака подползла к самому выходу.
— Чего там? — шепотом спросил Андрей.
— Это они, молчи.
Вообще–то они спрятались надежно. Около часа назад, после прихода Барди с разведки, Андрей выбирался наружу, выдрал в незаметном месте подходящий кусок мха вместе с верхним слоем земли и, вернувшись в убежище, старательно заткнул им дыру. Но все же кто его знает, как это смотрится снаружи. Всякая осторожность была сейчас нелишней.
Восемь минут отсчитали часы Андрея, прежде чем тело Барди перестало дрожать мелкой дрожью напряжения.
— Ушли? — спросил Андрей.