— А крылья? — чуть было не вскочил Андрей, да ремни его не пустили. — Крыльями как махать?
— Ах да, — согласился Леший. — Ну ноги–то у тебя на педалях, вот и крути ими, как на велосипеде. Ты катался на велике?
— Только в тренажерной.
— Ну, разницы никакой. Крути — и все. Только когда уже будешь в воздухе, а то ступни оторвет. Я пошел ворот крутить.
Андрей остался совсем один. То ли ремни так сдавили ему грудь, то ли кресло оказалось тесновато, только он чувствовал, что начинает задыхаться. Не хватает воздуха на вдохе — и все. Потихоньку машина стала катиться вместе с ним назад и вниз, махолет выходил на старт. Удивительно, но ворот вращался без скрипа, видимо, несмотря ни на что, был хорошо смазан.
— Как долетишь до города, — доносился откуда–то из иного бытия голос Лешего, — сразу в полицию. Ну ты — молодец, сам знаешь, что делать. Давай, сынок, на тебя вся надежда — и у нас, и у леса, и у бессловесных, и вообще у всего мира. Готов? Я спрашиваю, готов?!
— Готов! — опять дал хриплого петуха голос Андрея.
— Ты что ж это удумал! — врезался в уши невероятно пронзительный вопль Нины.
— Пуск!
Андрей все хотел не пропустить этого момента, чтобы собраться, вдохнуть, скрепить себя силой воли. Но страшной силы рывок застал его на выдохе, оборвавшемся хрипом, глаза распахнуло ветром, затылок вдавило в подголовник, а спину в кресло, на секунду мира не стало, замерло сердце, отключилось сознание. Еще через секунду Андрей понял, что он уже в небе. Постепенно замедляясь, но все еще стремительно, махолет скользил по невидимой параболе, приближаясь к ее максимуму. «А потом он нырнет вниз», — подумал Андрей и надавил на педали. Под ним что–то щелкнуло, и педали легко повернулись. За один полный оборот крылья взмыли вверх и опустились четыре раза и сразу же, всем телом, он почувствовал ускорение. «Да я и правда как птица!» — пронзила сердце небывалая радость.
— Кайф, вот кайф–то, — пробормотал он.
Повернув голову, опять испугался — он заметил, с
какой скоростью проносятся внизу верхушки елей, у него закружилась голова. «Спокойно, — скомандовал самому себе. — Штурвал на себя, поднимусь еще выше. Осмотрюсь, освоюсь с махолетом, выберу курс и буду крутить педали». Так он и сделал, и все у него получилось. И это было в тысячу раз интереснее, чем лететь внутри флайера над городом или оцифрованным фантомом нестись в виртуальном пространстве
ЗОДа над суетным скоплением пестрых микромиро- миров. Здесь, из–под крыла махолета, он видел великое разнообразие. Озеро леса, за ним сияющее яркой зеленью в желтизне скользящих лучей вечернего солнца свободное от деревьев пространство, скопление игрушечных домиков, еще одно огромное озеро леса, синий овал настоящего озера, темная змейка дороги, голубая лента реки.
— А где же город? — опять спросил он вслух и стал искать то, что ему было нужно.
Города не было. «Где–нибудь сзади?.. Попробую сделать разворот. Как там Леший говорил: крутить, но не резко?». Перестав давить на педали, Андрей немного повернул полубаранку штурвала. Махолет идеально послушался — слегка завалившись на правое крыло, начал описывать круг, почти незаметно снижаясь. Вот он, город! Вот река, вот пляж, а вот тот самый лес, хотя дома Лешего почему–то не видно, а вот и вертолет, низко–низко, над самыми верхушками, и на его борту наверняка сидит, свесив ноги, Ник и ловит на мушку очередную беспомощную жертву.
— Ну, гад, — процедил сквозь зубы Андрей. — Сейчас я приведу помощь.
Он выровнял махолет, положил его на правильный курс, потянул штурвал на себя и заработал ногами, набирая высоту перед снижением в городе.
«12 июля 247 года от начала эры Всемирного Разума.
Я пережил три знаменательных дня, может быть, самых значительных во всей моей жизни. Трагедия современного мира открылась мне во всей ее полноте. Но не это считаю я самым главным в череде тех событий, наблюдателем и участником которых оказался. Трагедия несовершенства для меня не новость. Все это я уже знал и видел, пусть не в таком остром и жестоком обличье. Нет, суть не в этом. Суть в том, что я опять поверил в человека. В человека и его обретшего голос друга, с которым, я это знаю, путь наш лежит через вечность.
В тот миг, как человечество обрело Разум, оно потеряло героя. Герой растворился в безопасности виртуального существования, а баловство экстремалов — обычный наркотик нашей эпохи. Сам я тоже никогда не был героем, даже не был натуропатом. Просто я вырос там, где и остался. Мои родители — последние фермеры этого мира, и детство мое — самое счастливое время моей жизни. Когда трансгенная масса мясных производств уничтожила фермы, а фрукты и овощи поселились в теплицах, достигнув небывалых размеров и вкусов, фермеры перестали существовать. Но мой собственный разум просто отказался влиться в единый и общий, вот я и остался с теми, кто оказался таким же ненужным в самом Разумном и самом бездушном мире в истории человечества. Да, такой, какой есть, я тоже не нужен людям, как птицы и звери, и даже больше. Я не нужен, как бессловесный. Побочное открытие исследователей стимуляции центров коры головного мозга подарило слово животным. Со слова начинается разум. Бездумный порыв ани- малгуманистов забил место в Мире Рук для стимулированных животных. Про бессловесных же и всю остальную природу все позабыли. От них отгородились кордоном, как от чумы. Я хотел, чтобы и меня позабыли тоже.