Выбрать главу
Какой-то сон, подумала я. Просто кошмар, в котором меня украли из собственной жизни. Ничего, скоро проснусь. Но вот проблема: когда он начался и в какой точке настанет пора пробуждения? В прежней жизни, где я пойму, что ничего не произошло и что все это лишь горячечный бред в моей голове? Или на уступе с кляпом во рту в ожидании смерти? Или в больнице, где все меня хотят вылечить, а полицейские спасти? I went into the kitchen and put on the kettle. While I was waiting for it to boil, I rooted around in the fridge for I was suddenly dizzy with hunger. There wasn't much in there, apart from several bottles of beer and three or four oven-ready meals stacked on top of each other. I made myself a Marmite and lettuce sandwich on white bread, plast icky like the hospital bread, and poured boiling water over a tea bag. Я вернулась на кухню и поставила чайник. И, дожидаясь, пока закипит вода, полезла в холодильник, потому что внезапно от голода у меня закружилась голова. Там оказалось негусто: несколько бутылок пива и сваленные друг на друга упаковки с едой быстрого приготовления. Я сделала себе сандвич с "Мармайтом"1 и салатом-латуком на белом хлебе — больнично-белом хлебе. И залила кипящей водой пакетик чая. But mid-bite, still standing by the fridge and with a strip of lettuce dangling from my lower lip, a thought came to me. Where was my bag, with my purse, my money, my cards and my keys? I picked up cushions, looked behind coats on hooks, opened drawers. I looked in places it wouldn't be and places I had already searched. Но откусила всего один раз и застыла с салатом на нижней губе. А где моя сумка с кошельком? Где деньги, кредитные карточки и ключи? Я поднимала подушки, заглядывала за пальто на крючках, вытаскивала ящики. Рылась там, где они никак не могли оказаться. I must have been carrying it when I'd been snatched. Which meant that he had my address, keys, everything, while I had nothing at all. Nothing. I didn't have a single penny. I had been so furious and so ashamed when Dr. Beddoes told me about the 'treatment regime' she was going to begin that would help me to 'move on', I shouted something incoherent at her and said that if she wanted me to listen to a single further word from her or anybody connected with the hospital she would have to have me strapped down and sedated. Then I had marched out of the hospital in the clothes I'd been found in, trying not to let my knees buckle under me, trying not to weep, rant, beg. I'd refused all offers of a lift, some money, proper explanations, a follow-up session with a psychiatrist, help. I didn't need help. I needed them to catch him and make me safe. And I needed to punch Dr. Beddoes in her smug face. I didn't say any more. There was no point. Words had become like vicious traps, springing shut on me. Everything I had said to the police, the doctors and to that Наверное, все эти вещи были со мной, когда меня похитили. Значит, у него есть мой адрес, ключи и все остальное, а у меня ничего. Ни единого пенни. Я так разозлилась, когда Айрин Беддоз стала мне предлагать "курс лечения", который должен был мне помочь, что неприлично на нее накричала и заявила, что не стану слушать ни ее, ни других врачей, разве что меня свяжут по рукам и ногам и накачают снотворным. А затем в чем была, в том и ушла, стараясь не плакать и не принимать подаяний. Отказалась от предложений меня подвезти, от денег, от каких бы то ни было объяснений и последующих встреч с психиатрами. Мне не требовалась помощь. Я хотела от них одного — чтобы они его поймали и я была бы в безопасности. И еще мне хотелось вцепиться в самодовольное лицо доктора Беддоз. Но я больше ничего не сказала. Какой смысл? Слова превратились в коварные ловушки, расставленные на меня же капканы. Все, что я говорила полиции, врачам и этой говнючке Айрин,
fucking Irene Beddoes had been turned against me. I should have taken the money, though. обернулось против меня. Но деньги все-таки следовало взять.
I didn't want my sandwich any more. I chucked it into the bin, which looked as if it hadn't been emptied since I was last here, and took a sip of cooling tea. I walked over to the window and looked out, pressing my forehead against the icy pane and almost expecting to see him standing there on the pavement below, looking up at me, laughing. Мне сразу расхотелось доедать сандвич. Я швырнула его в мусорное ведро, которое выглядело так, словно его не опустошали со дня моего исчезновения, и сделала глоток остывающего чая. Подошла к окну и выглянула наружу, прижавшись лбом к ледяной раме. Я почти ожидала увидеть его — вот он смотрит наверх и смеется.
Except I wouldn't know that it was him. He could be anyone. He could be that old man dragging a resistant dachshund with stiff legs, or that young guy with a ponytail, or that nice-looking father in a bobble hat with a redcheeked child beside him. There was a thin layer of snow on the trees and on the roofs of houses and cars, and the people who passed were muffled up in thick coats and scarves, and had their heads bent against the cold. Только я не сумела бы его узнать. Он мог оказаться кем угодно. Вон тем стариком на негнущихся ногах, который тащил упирающуюся таксу. Или симпатичным папашей в шапке с краснощеким карапузом. Деревья, крыши, машины запорошило снегом, и прохожие кутались от холода в толстые пальто, шарфы и пригибались от ветра.
No one raised their heads to see me standing there. I was completely at a loss. I didn't even know what I was thinking. I didn't know what to do next, or whom to turn to for help. I didn't know what help I would be asking for: tell me what happened, tell me what to do, tell me who I am, tell me where to go from here, only tell me .. .
вернуться

1

Фирменное название питательной белковой пасты, которая используется для приготовления бутербродов и сандвичей.