— У вас есть завистники, враги, недоброжелатели?
— Наверно, мои враги могут желать мне самого страшного, этого я не исключаю, но в квартиру… Нет. В порошок стереть меня они не откажутся, в котле сварят, шкуру снимут, на вечное поселение сошлют к черту на кулички — только дай! Разжаловать из начальника отдела в вахтеры… Для этого они даже не пожалеют по десятке сброситься… Но в дом не полезут. Побоятся. Уж лучше бы они унесли эту вазу! — с сожалением проговорил Фиалкин. — Глядишь, где-нибудь в комиссионке бы и нашлась.
— Видно, в спешке уронили, — заметил Ксенофонтов. — Когда услышали, как в двери ключ заворочался.
— Продолжим, — суховато сказал Зайцев. — Кто-нибудь знал, что у вас есть магнитофон, транзистор, видео?
— На работе знали, соседи… Тайны из этого я не делал.
— Дорогие игрушки, — заметил Ксенофонтов. — По тыще каждая.
— А то и по две, — поправил Фиалкин.
— Тогда все становится понятнее, — проговорил Зайцев. — Первый этаж, окно выходит в заросли… Не исключено, что в кустах его уже поджидали соучастники… Картина преступления в общих чертах ясна. Вопросы есть? — повернулся он к Ксенофонтову.
— Все, что были, я задал, новые еще не созрели.
Вернулись двое оперативников. Зайцев поручил им опросить жильцов — не видели ли они у подъезда кого-нибудь подозрительного за последние два часа. Оказалось, видели. Несколько старушек, для которых сидение у окна заменяло все радости жизни, рассказали, что парень в нейлоновой куртке, вязаной шапочке и тренировочных брюках торчал у подъезда, не то ожидая кого-то, не то не решаясь войти. Вел он себя довольно странно — каждый раз, когда на дорожке к дому появлялся кто-либо, парень тут же поворачивал в обратную сторону. В подъезд он вошел, когда вокруг никого не было.
— Так, — удовлетворенно проговорил Зайцев. — Вязаная шапочка, нейлоновая куртка, тренировочные брюки… Не узнать его просто невозможно. Пойдемте, ребята, кое-что уточним. — Зайцев с оперативниками вышел на кухню.
— Вот видите, все складывается как нельзя лучше, — сказал Ксенофонтов хозяину. — Вам повезло со следователем.
— Мне и с вором повезло, — заметил хозяин. — Так что у меня сегодня сплошные удачи.
— Прекрасный был пират. — Ксенофонтов показал на изломанный парусник.
— Да, — горестно кивнул Фиалкин. — Сынишка подарил как-то…
— У вас хорошие отношения с сыном?
— Были. С тех пор, как они с матерью выехали, он здесь больше не появлялся. Я попытался как-то выйти на него, звонил, во дворе подстерегал — ни в какую. Все происшедшее он воспринял как предательство. Мое предательство. — Фиалкин тяжело сел в охнувшее кресло и, поставив локти на колени, подпер щеки ладонями, отчего весь вид его стал каким-то беспомощным и удрученным.
— В чем-то он, наверно, прав… Вы предложили ему убираться вместе с матерью, и не куда-нибудь, а в квартиру своей нынешней жены. Это можно воспринять как страшное оскорбление. Не надо возмущаться. — Ксенофонтов успокаивающе махнул рукой. — Не надо. Я знаю, что вы хотите сказать… Ну хорошо, вы им предложили не убираться, а выехать, переехать, можно и так выразиться… но суть-то, суть остается прежней. Они свои узлы вывезли, вы внесли узлы чужой тети, пусть молодой и красивой тети, но и это ничего не меняет. Даже усугубляет! — Ксенофонтов поднял указательный палец. — Поскольку вы тем самым дали им понять, что она достойнее их, более заслуживает вашей любви… Мне кажется, сын должен был перенести это довольно тяжело.
— Так оно и было… Он будто в оцепенение впал… Иногда я жалею, что затеял всю эту авантюру. А иногда нет…
— Когда у вас день рождения? — неожиданно спросил Ксенофонтов.
— У меня? — встрепенулся Фиалкин. — Сейчас скажу… Это… Сегодня. Да, сегодня. А что?
— Больше вопросов нет. — Ксенофонтов поднялся.
— Это в каком смысле?
— В том смысле, что преступление перестало быть загадочным. Вас не удивляет, что именно в день рождения вы лишились двух подарков — от жены и от сына?
— Вы хотите сказать… — Фиалкин поднялся и, побледнев, некоторое время смотрел на Ксенофонтова, не видя его. — Вы хотите сказать…
В это время в комнату быстро вошел Зайцев. На лице его играла еле заметная улыбка, движения были уверенными.
— Все в порядке! — сказал он. — Нашлась свидетельница, которая видела, как к парню в вязаной шапочке подошел жилец из седьмой квартиры, они пожали друг другу руки, перебросились несколькими словами и разошлись. Сейчас жилец из седьмой квартиры на работе, будет часа через два. Через два часа я и спрошу у него: с кем это он так мило беседовал у своего подъезда, кто это был в вязаной шапочке, нейлоновой куртке и тренировочных брюках? Вот так надо работать, Ксенофонтов! А что это вы такие молчаливые?