Рассчитался в конторе. Простились хорошо. Предлагали возвращаться. . Сдал комнату и переехали в общежитие института. Галя - в женское, я - в мужское.
Так кончилась производственная работа. Впрочем, не совсем: весной и летом подрабатывал на старой должности в ночные смены, и делал чертежи.
Когда начинал вспоминать, думал, напишу чуть-чуть, самое важное, не для биографии (ординарная), для понимания людей, жизни и себя. Получилось много. И еще не все.
"Дело о вредительстве" на заводе все - таки создали в 1937. Директор Леготин построил лесопильно-целлулозный гигант на голом болоте, довел его до толку и загремел на много лет. Из наших станционных арестовали главного механика Марченко, но, слава Богу, через полгода выпустили. Очень боялись ареста мои друзья - Ленька и Толька, они работали на скользких местах: механизмы ломаются, завод простаивает, ущерб экспорту - вредительство запросто можно придумать. Но: пронесло. Оба были членами партии, но это не спасало тогда, скорее наоборот.
7. 1935-36 гг. Мединститут. Экзамены. Общежитие. Борис. Финансы. Два курса за год
Что такое был тогда наш Архангельский институт? За два года до этого его создали на голом месте. Дали два старых двухэтажных здания. Прислали из Москвы кандидатов для заведования теоретическими кафедрами. Теперь оглядываюсь назад: хорошие получились профессора,. Ассистенты молодые, после года аспирантуры в столице, "неостепененные". Но зато полны энтузиазма. Оборудование кафедр? Понятное дело, электроники не было, так где она тогда была? Зато трупов для анатомички сколько хочешь: много беглых крестьян помирали, хоронить некому, только возьмите. Когда мы пришли учиться, был уже первоклассный анатомический музей: попался хороший профессор и отличный энтузиаст-препаратор, из сосланных интеллигентов.
Больницы, где учат студентов, тоже были не так уж плохи. Что больные часто лежали в коридорах, так и теперь их встретишь там же.
Вот с общежитиями было очень плохо - двухэтажный барак на улице Карла Маркса переполнен. Новое здание не достроено. Поэтому нас временно поместили в в большую комнату в помещении, примыкавшем к анатомичке. Ходили через коридор, где в пол врезаны огромные бетонные ванны, очень глубокие, в них плавали трупы. Тот самый служитель-препаратор - будто нарочно вытаскивал и перекладывал свое хозяйство. Лежали груды рук и ног. Запах формалина разъедал глаза.
В этом общежитии я встретил Бориса Коточигова, с которым дружили потом тридцать лет - до самой его смерти. Он был мой ровесник, и жизненный опыт похожий - девятилетка с педагогическим уклоном, учительство в начальной школе. Даже мать у него сельская акушерка. Борис тоже был " читаль", пожалуй, глубже образован и вообще был умнее меня, хотя ученая карьера его в последующем остановилась на доценте. Мы сошлись сразу, еще экзамены шли, а мы уже ходили вечером по набережной Двины и вели разговоры о литературе и о политике. Он мне многое рассказал. "Сродство душ", как раньше говорили.
Странную вещь поведал о себе. Он - таки побывал тем " шкапным". Его завербовали на идейной почве: был большим комсомольским активистом и очень убежден в коммунизме. Вот его и попросили помогать.
- Это ваш гражданский долг!
Нет, никаких врагов народа Борис не нашел, долг не исполнил, но очень скоро люто возненавидел НКВД и понял, что попал в сети. Он был резкий человек - Борис. Поссорился с хозяевами, не испугался угроз, дал расписку о молчании и уехал в Архангельск. Но опасается, что припомнят. Меня предупредил:
- Если что случится со мной - знай - "достали". Но ты не беспокойся.
Потом его доставали несколько раз: студентом из комсомола исключали, с партией ссорился на войне. Но не посадили. Был истинный борец за справедливость и идеи социализма.
Я не беспокоился, что продаст. Очень любил его и уважал. Царство ему небесное. Это - к слову.
Экзамены мы с Борисом выдержали, были зачислены в группу, его назначили старостой, меня выбрали профоргом.
Первые лекции не вызвали волнения - одну скуку. Помню, так хотелось спать, что соседа просил: "Толкни". Месяца два привыкал. Занятия казались легкими. Угнетала только зубрежка. Но ничего, освоил технологию.
Месяц прожили в той комнате, позади анатомки, потом открылось новое общежитие, и мы с Борисом попали в комнату на шесть человек - кровать к кровати. (Кровать с сеткой - первая в моей жизни, раньше на досках спал.) Компания в комнате попалась плохая. Вечер спят, ночь зубрят в голос, не уснуть. Уши затыкал хлебным мякишем. Все вернулось "к истокам", к общежитию на "прорыве". Только народ хуже.