Сказано это было твердо и абсолютно безапелляционно, но сам говоривший продолжал смотреть на собеседника, ничего не предпринимая и будто выжидая ответной реакции. На его лице играли желваки, а в темных глазах пылал яростный огонь. Про таких говорят: «чешутся руки», и они действительно «чесались» — сержант Комаренко давно засиделся под землей и откровенно страдал от скуки. «Ну же, чкал, не будь бабой! Вспыли, полезь выручать своего ретивого товарища, давай же!» — молил про себя возбужденный взрывоопасной, почти искрящейся атмосферой милиционер.
В ответ же послышалось лишь корректное и спокойное:
— Я являюсь руководителем военизированного формирования, прибывшего на Ботаническую для осуществления пограничного рейда в соответствии с Договором. Я несу ответственность за действия группы и за каждого ее отдельного члена. Ввиду отсутствия на вашей станции дипломатических или консульских служб, мои полномочия приравниваются к консульским.
Нарочито хладнокровная и издевательская речь чкаловца стала последней каплей в неглубокой чаше терпения воинственного сержанта — он буквально взорвался.
Выхватив пистолет, Комаренко подскочил к «консулу» и с ненавистью прохрипел:
— Ты, сука с сучьей станции, со мной спорить вздумал?! Бери своих безродных ублюдков и вали, куда шел!
Для убедительности мент приставил к виску чкаловца ствол:
— Считаю до трех. Раз…
— Всем стоять, — рявкнул чкаловский командир, останавливая бросившихся ему на помощь бойцов. — Мы уходим. А тебя, сержантик, я запомню, помяни мое слово. Если с Ильясом что случится, лучше вешайся сам…
Последнее было произнесено свистящим шепотом, однако услышали все вокруг.
Слушая рассказ Ивана, Федотов, и до того пребывавший в расстроенных чувствах, мрачнел на глазах. Иногда он перебивал дозорного, чтобы уточнить незначительные, с точки зрения Мальгина, детали, но чаще в сердцах чертыхался и непонятно кого обещал закопать живьем. Наконец Павел Семенович не выдержал, вскочил из-за стола и принялся нервно измерять утлый кабинетик шагами:
— Опять провокация! Опять! Уже третья в этом месяце…
Дозорный непонимающе смотрел на раздосадованного начальника, но вопросы задавать не решался.
Федотов метался, словно зверь в клетке, что-то неразборчиво бубнил под нос, зато ругался вполне отчетливо.
— Ванятка, как все плохо-то, неправильно и просто отвратительно…
— Павел Семенович, я что-то не то рассказываю? — встревоженно спросил Мальгин.
Федотов неопределенно махнул рукой, тяжело вздохнул и усилием воли заставил себя усесться обратно на рабочее место. Однако скрыть нарастающую нервозность не мог — его выдавали бешено барабанящие по столу пальцы.
— Иван, ты не молчи, времени у нас в обрез. Чем история закончилась?
— Жутко чкалы разозлились — Ботаническую на все лады склоняли, начальника своего все пытали за «беспредел ментовской» и что Ильяса одного бросил…
Старый большевик внезапно спросил невпопад:
— А ты что думаешь?
— Пал Семеныч, я не понял, по какому поводу?
— Да по всей ситуации… — туманно вымолвил глава Ботанической.
Иван задумался на несколько мгновений, затем поспешно выпалил:
— Всем известно, что Киря отморозок конченный. Чего чкалы из-за него на рожон полезли? Не нравится мне их вспыльчивость и вечное недовольство. Наша станция их из задницы, простите за выражение, вытащила — одели, обули, от голода и холода спасли, работу дали, а они, сволочи неблагодарные, с кулаками на наших бросаются, милиционеров не слушаются, да еще и оружием размахивают. Место свое забыли, я так считаю.
Федотов с интересом посмотрел на юного собеседника, похоже испугавшегося собственной резкости.
— Вырастешь, Ванька, поймешь еще многое… О наших отношениях с чкалами. Что они возмущаются, я как раз не удивлен… Нашими идиотами недоволен. И без того отношения непростые… А они задирают Чкалов… Тьфу ты! Разберусь, со всеми негодяями разберусь, дай только с Чкаловской вернуться, утихомирить их… Да ты продолжай-продолжай, чего в дозоре дальше было?
— Побушевали они, покричали… подробностей не знаю, я ж один с Ботаники в дозоре был, они меня сторонились и до происшествия, а после и подавно… В конце концов, решили на пост не заступать. Говорят, «Свою свинскую станцию защищай сам». Спорить с ними бесполезно было, пришлось одному в туннель идти.