Незнакомка сноровисто подняла большой деревянный жбан, налила в глиняную кружку шипучего кваса, затем так же сноровисто, орудуя ухватом, вытащила из печки чугунок с кашей...
- Нет, спасибо, - вдруг выпалила Марина.
Она порядком проголодалась, а из чугунка шел прямо-таки одуряющий аромат каши с мясом, и почему ей вздумалось отказываться - Бог весть. Но незнакомка покосилась на нее и хмыкнула.
- Точно ли?
- Точно, точно. Я только попить хочу...
- Ну, пей, кваску-то холодненького, - не без досады сказала незнакомка, и Марина про себя порадовалась, что отказалась. Квас - мятный, крепкий - оказался необыкновенно вкусным и бодрящим, усталость и опасения как рукой сняло, и Марина улыбнулась.
- Спасибо, вкуснятина! Так как насчет выхода, а?
- Экая ты скорая. Думаешь, квасу выпила, уважила - и все? Нетушки. Выполни три моих задания, а я уж погляжу, выпускать тебя или нет.
Марина немного приуныла, понимая, что попала как кур в ощип, но выбора у нее не было. Выйти самостоятельно из этой глухомани ночью в тумане... серьезно?
- Первая моя загадка вот какая, - сказала незнакомка, тряхнув рыжей косой, отчего та развилась и скользнула вокруг головы. - Есть у меня три сестрицы меньших. Сходи к самой меньшой, скажи - я колечко в болоте обронила, пусть передаст.
- Далеко? - обреченно спросила Марина.
- Да ты выйди, выйди, ее и увидишь!
Марине оставалось только порадоваться, что она оделась практично - сменив офисный костюм и лодочки на джинсы, кеды и кардиган, потому что после захода солнца стало очень прохладно. Она послушно вышла, вдохнула ночной ветер...
Вокруг было светло.
Занимался рассвет, вдалеке за зубчатыми от леса холмами разливалась заря, и Венера блекла на розовом небе. Выше розовой полосы еще таяла растущая луна...
И напротив, когда Марина обернулась, чтобы взглянуть в другую сторону - где небо еще темнело синевой с прозеленью, - тоже таяла луна.
Убывающая.
Черт, подумала Марина.
Ноги сами пронесли ее несколько шагов по инерции, как навстречу ей выбежала девочка лет четырнадцати-пятнадцати, а за ней - целая толпа ребятишек. Марина невольно улыбнулась. Ее Поленьке как раз было двенадцать, и эта веселая гурьба могла бы принять ее...
Нет.
Старшая девочка была огненно, невыносимо рыжей, веснушчатой, румяной. Глаза у нее ярко блестели, губы были раздвинуты в улыбке. Красное платьице билось у коленок. Дети за ее спиной носили длинные белые рубахи без всяких украшений. Большинство из них было еще совсем крошками.
Марина всмотрелась в их лица, и ей стало не по себе. Глаза у всех детей были пустыми и холодными, с одинаково расширенными неподвижными зрачками, и при этом странно тусклыми, будто обезвоженными. Синеватые губы безвольно приоткрыты, лица покрывала нездоровая, безжизненная бледность, и сами эти лица были неподвижными и лишенными выражения. Белые до синевы пальчики резко оттенялись багрово-синими ногтями. Руки висели поверх рубах, как плети. Дети улыбались, но сами эти улыбки были мертвыми, а под их босыми ножками трава как будто и не приминалась.
- Ты кто такова? - требовательно спросила рыженькая.
- Меня зовут Марина. Твоя старшая сестра сказала, что обронила кольцо, и попросила его передать, - сказала Марина, чувствуя все более сильную неловкость.
- А! Растяпа она, - засмеялась рыженькая, и дети за ее спиной тоже засмеялись - жутковато, издавая бессмысленные механические звуки без всякого веселья. - Навки мои, айда к подруженьке Болотнице! И ты, Марина-краса, обрезана коса, не отставай! - она расхохоталась и побежала прямо через лес.
Марина поспешила за ней. Валежник хрустел под ногами, но дети, казалось, не замечали острые сучья. Вот босая ножка одного из малышей с разгону наступила на сухой сучок - кровищи-то будет...
Сучок не сломался, ножка не поранилась. Сама Марина уже раз десять пребольно споткнулась, наступила на что-то острое и ударилась.