Сан-Антонио
Голосуйте за Берюрье !
Сан-Антонио
Голосуйте за Берюрье!
Имена,
Места действия
И обстоятельства вымышлены.
А персонажи? Гм?..
Надо еще посмотреть!
С.-А.
ОБРАЩЕНИЕ К ЧИТАТЕЛЯМ
Один великий писатель, фамилию которого мы утаим, чтобы его не скомпрометировать, написал недавно пространное письмо комиссару Сан-Антонио.
Это письмо заканчивалось следующей фразой:
"После 30 лет засилья Кафки, пусть нас от него освободят! Я желаю от всего сердца, чтобы ваша серия, Сан-Антонио, никогда не иссякла".
Вот этому писателю и посвящено настоящее произведение.
ГЛАВА I
Честно говоря, ребята, априори, я ничего не имею против телятины. Надо же и коровам иметь детей - это в порядке вещей! Но телятина целый день (и на завтрак, и на обед, и на ужин), телятина в течение двух недель, телятина, слишком или недостаточно поджаренная, может запросто стать сущей мукой, не так ли?
Телятина в виде жаркого, эскалопа, рагу, оссо-буко (итальянское блюдо), фаршированного рулета - такое не приснится даже в кошмарных снах! В конце концов начинаешь ее не переносить.
Именно это я стараюсь объяснить Фелиции, моей славной маме, на террасе гостиницы "Сторожевая башня и Новая мэрия" (вместе взятые). Это заведение, славящееся своей чистотой, домашней кухней, видом на мельницу Тюрлюрю, любезностью хозяйки, роскошным японским бильярдом и бассейном с плавающими раками (восемью штуками, действительно плавающими, причем их никто, кроме кухонного персонала, не беспокоит), но заведение, в которое я очень не рекомендовал бы коровам посылать своих отпрысков.
Мы в отпуске, мама и я. Это место нам посоветовал кузен соседа по лестничной клетке, который, как оказалось, является шурином хозяина. Он расхваливал ухоженность заведения, спокойствие края, красоту пейзажа.
Поскольку я нуждался в отдыхе, мы позволили себя уговорить. И вот уже в течение двух недель мы уплетаем коровьих детей утром, в обед и вечером. Удивительно нетерпеливы местные жители. Они не ждут, пока телята станут быками. Они поедают свои доходы, так сказать, на корню.
По части спокойствия жаловаться не приходится. Если не считать отставного унтер-офицера жандармерии, который храпит в соседней комнате, здесь не слышно никакого шума. Иногда мне кажется, что меня маринуют в доме отдыха с непроницаемыми стенами. Ко всему прочему, погода стоит плохая. Поначалу, однако, мы были оптимистами, поскольку человечек под зонтиком на нашем барометре предусмотрительно оставался в своем укрытии. И, наоборот, дама с зонтиком от солнца, предвещающая хорошую погоду, красовалась на авансцене. Наш барометр никогда еще не ошибался, никогда. Ведь он был швейцарским, поэтому мы ему верили. Но, возможно, он принял французское подданство, ибо обитал в нашем особняке в Сен-Клу? Как бы там ни было, но завлекающая улыбка девицы с зонтиком подстрекнула нас к отъезду. Я схватил Фелицию за руку, затем другой рукой подхватил наш большой чемодан, и мы неожиданно укатили, минуя вокзал, на моем автомобиле.
Вот так мы и прибыли в Верхнее Сен-Тюрлюрю. Бессмысленно искать на карте Нижнее Сен-Тюрлюрю: его больше нет. Поскольку оно было вытянуто в длину, на его месте построили национальную автомагистраль, и все, что от него осталось, так это писсуар, который нижние сентюрлюрюнцы, эмигрировавшие в Верхнее Сен-Тюрлюрю, благоговейно перекрашивают каждый год к 14 июля и возлагают к нему венок. В то же время Верхнее Сен-Тюрлюрю стал процветающим городишком. В нем имеется дополнительное почтовое отделение, которое одновременно является хлебным и газетным складом, а также бакалейно-табачной лавкой высшего разряда. Лавка в свою очередь разделена на две части, слева от двери располагается кафе с продажей табачных изделий и, представьте себе, со столиками для домино и стендом для метания дротиков (тот же Лас-Вегас, но чуть поменьше); справа - бакалея ателье высшего разряда. Там продаются крупномолотая соль, горчица, дамские платья, дурацкие полусферические шляпки (действительно, дурацкие), кофты с кружевами на груди, нижнее белье ручной работы, вызывающее похоть, и такие плутовские трусики, что Поль-Эмиль Виктор купил бы три дюжины пар, готовясь к очередной экспедиции в Арктику. На упомянутом магазине две вывески: слева - "Местная дырка", справа - "Парижское изящество". Короче, в этом краю не соскучишься. Мы с мамой убиваем время, играя в рами. Иногда к нам присоединяются жильцы гостиницы, ибо в ней проживают избранные. Сюда приезжают отдыхать достойные люди. Среди них: бывший налоговый инспектор с супругой; бывший унтер-офицер жандармерии - храпун, о котором я уже упоминал; девица восьмидесяти четырех лет, которая играет по воскресеньям в церкви на фисгармонии, и чета пятидесятилетних голубков, любимцев компании (после меня), которые являются англичанами и не скрывают этого.
- Ты скучаешь, сынок? - заботливо спрашивает меня Фелиция.
Потрясающий факт: вот уже полчаса как сияет солнце, и все обитатели гостиницы высыпали на террасу, кроме двух англичан, недовольных тем, что прекратился дождь.
- А ты нет? - отвечаю я вопросом на вопрос.
- С тобой мне никогда не скучно,- говорит мама. Милая дорогая мама! Она могла бы десять лет сидеть на муравейнике и быть в восторге, лишь бы я находился в поле ее зрения.
Некоторое время мы молчим.
- Знаешь, что нам следовало бы сделать, ма? Отправиться провести последнюю неделю на Лазурном берегу. Укладываем чемоданы - и завтра ты просыпаешься у Средиземного моря.
- Как захочешь, сынок.
Конечно, я знаю, что она предпочла бы остаться здесь. Атмосфера старой "Сторожевой башни" ей по душе. Она в окружении людей своего возраста, и все всегда вместе.
Играют в рами, затем снова рами. Игра идет на скромные подарки, которые покупают в "Парижском изяществе", где продают также и разные фривольные штучки. У меня уже собралось два кольца для салфеток из настоящего белого дерева, четыре брелока, ручка, в которой можно увидеть мэрию, старую башню, мельницу и церковь Сен-Тюрлюрю, и шесть галстуков, на самом красивом из которых изображена лошадиная голова на красно-фасолевом фоне.
Какое-то мгновение я испытываю нерешительность. Мне приходится выбирать между одолевающей меня скукой, граничащей с неврастенией, и желанием доставить удовольствие маме. Потом я думаю про себя, что, поскольку мы не расстаемся, ее счастье останется неизменным и что средиземноморское солнце не испортит картину нашего отдыха.