Древнеримское право
Древнегреческая правовая практика не вызвала никаких исторических отзвуков, хотя этого нельзя сказать об их теоретических изысканиях. Римское же право, напротив, самым глубоким образом повлияло на западноевропейское и шотландское право и, в гораздо меньшей степени, на английское (английская законность в основном сформировалась на фундаменте древнегерманской и древнескандинавской правовых систем). Причинами такого мощного исторического влияния древнеримского права я вижу, в первую очередь, в исторических и географических факторах -практически вся Западная Европа входила в состав Древнеримской империи; а во вторую очередь (это мое субъективное мнение) — в том, что в Древнем Риме законы придумывали деятели необычайного интеллекта и масштаба. Они считали, что законы должны главенствовать над всеми сторонами жизни людей и не могут меняться от каждого «чиха». Более того, законы в Древнем Риме фиксировались в письменном виде и менялись или дополнялись лишь с течением веков (!).
Древнеримское право имеет, как считается, четыре основных источника (нет ничего незыблемого в мире; и здесь мы видим след времени):
1. Каждый год претор, а по сути министр юстиции, публиковал свои «edictae» («эдикты», «указы»), в которых он информировал публику о своих законотворческих инициативах по улучшению и усилению законов. Довольно часто в эдиктах говорилось о нарушениях и искажениях законов, то есть о причинах, из-за которых законы нужно было совершенствовать.
2. Эдикты писались понятным для большинства языком и сопровождались так называемыми «formulae», то есть критериями, схожими с современными тестами. Часто «formulae» походили на подсказку и помогали судьям в их практической работе. Например, в одной из «formulae» находим: «если
• Собственность украдена у А;
• Собственность не возвращена А;
• Тогда подозреваемый В должен возвратить А цену этой собственности;
• Но если (внимание!) НЕ доказано, что В украл у А собственность, то он оправдывается.
Получается, что факт воровства сперва нужно было доказать. Не тогда ли был заложен краеугольный камень всей западноевропейской юриспруденции — принцип «презумпции невиновности» ?
3. Законы, принятые народными собраниями, записывались и представлялись на всеобщее обозрение. Первоначальный кодекс законов был записан в так называемых «Двенадцати письменах».
4. Существовали так называемые «юристы» — частные индивидуалы, эксперты по законам, чьи вердикты записывались и признавались. Во время империи юристы стали настоящими профессионалами, и с ними (несмотря на частый произвол) советовались даже императоры.
В эпоху императора Юстиниана был опубликован окончательный, сжатый кодекс древнеримских законов. Кодекс состоял из пятидесяти томов, написанных шестнадцатью экспертами в течение трех лет. Источником явились ок. 2 тыс. томов, написанных с I в. до н.э. до III в. н.э., а также четырехтомная версия кодекса — первоначальная попытка суммирования всех законных уложений под названием «Institutae». Эти два великих труда и легли в основу современного западноевропейского права.
7.
ПРЕСТУПЛЕНИЕ, НАКАЗАНИЕ И ОБРАЗОВАНИЕ
Еще больше законов
В эпоху выборов наши политики всегда обещают «приуменьшить влияние правительства» и «сократить бюрократию». Загадочно. Мы все знаем, что говорится это для того, чтобы уверить нас, что «грядут перемены». Но ведь перемены подразумевают еще большее «влияние правительства» и увеличение «бюрократии», не так ли? А кто же, иначе, будет продвигать эти «перемены»? Примером бюрократических замашек правительства служит огромное количество указов за прошедший год, большинство из которых продиктованы в Брюсселе. С 1997 года, например, в различные британские кодексы внесены 3 тыс. новых уголовных статей! И после этого мы слышим о «сокращении бюрократии»! Вместе с тем, согласно официальной статистике, ежегодно в стране совершается 11 млн. уголовных преступлений. Цифра эта возросла (опять же, официально) до 14 млн., но в реальности, по оценкам, приблизилась к 60 миллионам.
Древние также считали, что создается чересчур много законов, и до нас даже дошли свидетельства озабоченности этим фактом. Древнеримский историк Ливий, например, посвятил целый раздел своей «Истории» (ок. 450 г. до н. э.) вопросу об истоках римского права (в том числе о так называемых «Двенадцати письменах» — «XII tabulae»). Но и этих дощечек с письменами первоначально было десять, сообщает нам Ливий, и расписывали их именно десять человек (так называемый «децимвират»):
«Как нагромождение десяти дощечек-скрижалей, положенных одна на другую, высятся десять первородных законов, которые есть основа всякого публичного и приватного права».
Однако заканчивая работу над десятью письменами, децимвират обнаружил, что не хватает еще двух. С этих пор и началось не прекращавшееся никогда законотворчество, а гражданский и уголовный кодексы распухли так, что Юлию Цезарю пришлось приказать:
«Сократить свод законов до разумных пределов. Из всего нагромождения статей выбрать лучшие и наиболее значимые и свести их воедино в как можно меньшем количестве томов».
Бедное право
Как и все подобные прожекты, задумка Цезаря была обречена на провал; и не только из-за его скорого убийства. Много позже историк Тацит вновь затеял дискуссию об «истоках юриспруденции и процессах, приведших к засилью бесчисленных и очень сложных законов сегодняшнего дня».
Он сравнил простоту и ясность «Двенадцати письмен» («Последний пример разумного права») с тем, что он называл «современной болезнью» — скороспелыми законами, «испеченными» в горниле общественных конфликтов и борьбы за власть. По Тациту:
«Когда государство находится на самом дне пропасти — законов всегда в избытке».
Тацит, как всегда, попал пальцем в очевидный парадокс: законы создаются для того, чтобы их выполнять; но если существует так много хороших и правильных законов, то отчего же тогда общество больно коррупцией? Или если поставить вопрос по-другому: действительно ли чем более коррумпировано общество, тем больше нам нужно законов для борьбы с этой коррупцией? Парадокс этот характерен и для современного общества: законы о выгуле собак, об оружии, об окружающей среде, о запрете курения в общественных местах, законы, регламентирующие оборот мобильных телефонов (где конец этой мелочной регламентации?) — чудовищное количество необязательных законов поднимает все тот же вопрос Тацита.
Если принимаются законы, то люди обязаны их уважать; либо законы нужно исправлять и совершенствовать. Принятие большого числа законов лишь девальвирует сам институт права. К сожалению, грешит «выпечкой» мертворожденных, заведомо невыполнимых законов и наш парламент.
Смертельно опасные законы
Древние греки, жившие в Южной Италии, в городке Локрис, высоко ценили своих предков, в том числе и за то, что те организовали в этом государстве-полисе настолько совершенную общественно-политическую систему, что за двести лет здесь был принят всего лишь один закон! Причем закон этот предложил некий одноглазый человек, которому другой человек (имевший два глаза) угрожал выбить этот единственный глаз. Предложение одноглазого гражданина заключалось в том, что в случае исполнения угрозы угрожавший должен был лишиться обоих глаз. Так сказать, для уравнивания ощущений. Предлагая этот удивительный закон, одноглазый подвергал себя смертельной опасности. Дело в том, что в Локрисе решили выслушивать предложения о новых законах лишь от граждан в буквальном смысле с петлей на шее. Если законопроект отклонялся, то автора умерщвляли; если же город голосовал за новый закон, то шею возмутителя политического спокойствия освобождали от петли. С тех пор желающих обновить городской свод законов находилось крайне мало, а тому одноглазому гражданину повезло — родной город проголосовал за его предложение.
Эта схема, полагаю, показала бы исключительную эффективность в нашем парламенте. Представьте себе — депутат, внесший свой законопроект на голосование, с ужасом смотрит на зияющее отверстие в полу: в случае провала проекта его ждет встреча с бесконечностью.