Семена наступившей в более поздние времена религиозной нетерпимости проросли и дали свои страшные всходы. Крестовые походы, набеги сарацинов, Варфоломеевская ночь, восстание гуситов, резня в Константинополе — список религиозных войн можно продолжать бесконечно. Возможно, местные, ограниченные в пространстве и времени, культы и верования не могут вызвать вселенского пожара. Так было с культом Яхве (скорее всего, именно так звучит имя еврейского божества), до поры и до времени не вызывавшего агрессии окрестных народов. До тех пор, пока завоевавшие Иудею римляне не решили разобраться с «чужим» богом, а заодно с его почитателями.
А вот окрепшее христианство смотрело на мир иначе. Христиане считали, что все народы должны почитать Его, а уверовавших в Него ждало вознаграждение — если не в этой жизни, так в следующей. И горе неверующим! Вселенский плач раздался и с появлением в VII в. другой мировой религии — ислама. Исламские экстремисты до сих пор придерживаются того мнения, что всякий, кто не с ними, заслуживает смерти. «Борцу» же за веру, а попросту убийце неверных, гарантирована после смерти жизнь в райских кущах.
Древним римлянам и грекам показалась бы забавной сама постановка вопроса: какой именно бог из их пантеона не потерпел бы присутствия рядом другого бога? И с какой стати (по словам Цицерона) люди должны защищать всемогущих богов? Боги и сами способны разобраться с недругами. Мне вообще кажется удивительным, что такой серьезный деятель, как Цицерон, занялся этим вопросом. Тем не менее он не особо возражал против богохульства и не предлагал за это никаких санкций. «В конце концов, какое юридически обоснованное наказание может наложить разгневанное божество?»
Наиболее важным мне кажется то, что древние охотно шли на объединение чужих богов со своими. Как сейчас сказали бы — между различными культурами процветал экспорт и импорт в религиозной сфере. Взять финикийскую богиню Астарту — богиню Луны, плодородия и интимных отношений. Все сходятся во мнении, что она — прообраз знаменитой Афродиты. Так что неудивительно (только никому не говорите), что христианский Бог и мусульманский Аллах — близкие родственники, а мусульманский Иса и вовсе Иисус. Как и Джебраил — бывший Гавриил. Откуда такая неприязнь адептов этих великих религий друг к другу, только самим богам и известно.
Справедливая война
Есть широко распространенное мнение, что первые размышления святого Августина касались «справедливых войн», их определения и классификации. Августин искал «справедливым войнам» оправдания и, что интересно, находил их. Однако древнеримский государственный деятель и философ Цицерон рассуждал на эту тему задолго до знаменитого праведника в своем труде «Deoficiis» (то есть «Об обязанностях»): «Есть два способа вести дискуссию — вступать в мирную полемику или применять насилие. Однако первый вариант — для людей, а последний подходит для животного мира. Тем не менее мы обязаны прибегнуть к силе, если дальнейшее ведение мирной дискуссии невозможно. Единственное оправдание развязывания нами войны заключается в том, что только так мы и можем жить в мире целые и невредимые».
«Справедливой» может считаться война, которая отвечает нескольким условиям (по Цицерону). Любая война несправедлива и нечестна, если только одной из сторон не была затребована компенсация за нанесенный ранее ущерб; или если война не была объявлена официально. Цицерон разделяет войны на те, что ведутся ради физического выживания, и те, чьей целью является укрепление «империи» (первоначально «imperium» — «руководство, контроль») или если на кону «gloria» — «слава». Великий оратор оправдывает оба вида войн. По его мнению, война «за империю» может считаться легальной, если ведется с «как можно наименьшей горечью» (слова Цицерона).
• Победители должны обращаться с побежденными милосердно при условии, что сами побежденные действовали без жестокости и варварства.
• Воевать должны лишь солдаты, включенные в боевые списки.
• Все обещания и договоренности должны неукоснительно исполняться.
Бросается в глаза, что Цицерон считает интересы империи оправданием всех развязанных Римом войн; что самозащита и имперская экспансия являются достаточными мотивами для проведения силовых акций. Такая точка зрения вообще была характерна для всего античного мира. Призывы Цицерона к «милосердию» по отношению к странам и народам, подчинившимся Риму, характеризует имперскую политику как умную и хитрую. Древний Рим насаждал друзей там, где только мог, и эта политика на самом деле была частью его захватнической стратегии.
Вергилий называет имперскую захватническую политику «прощающей поверженных и предупреждающей излишне строптивых». Тем не менее право решать, кто достоин снисхождения, а кто — смерти, Рим оставил за собой. Совсем как Дональд Рамсфельд.
Слова-лаконизмы
Всем известно, что в условиях реального боя краткость и четкость команд играет наиважнейшую роль. Когда решается вопрос жизни и смерти, тот, кто раньше примет решение, раньше среагирует на изменившиеся условия, тот выиграет битву. Промелькнула информация о том, что во время боев за Иводзиму американские военные тратили на отдачу приказания в среднем 6,2 секунды, тогда как японским командирам (в силу особенностей японского языка) требовалось около 8 секунд. Казалось бы, невелика разница — 1,8 секунды, но, возможно, именно это преимущество вместе с тактическим искусством американцев позволило им одержать важную победу на отдельно взятом островке. Краткость в словесном оформлении своих мыслей, так называемый «лаконизм», — яркая характеристика древних спартанцев, живших в исторической области Древней Греции — Лаконии. В первую очередь спартанцы наводили ужас на своих врагов неукротимым бойцовским духом и невероятной, потрясающей стойкостью. Когда тремстам спартанцам, защищавшим Фермопилы, персы с издевкой и бахвальством сообщили, что небо почернеет от стрел, греки ответили: «Отлично. Значит, мы будем сражаться в тени». Царь спартанцев Агий говорил, что ему безразлично, сколько врагов ему противостоит, важно лишь знать, где они находятся. Даже спартанские женщины не оставались в стороне; известно их напутствие своим сыновьям возвращаться домой «со щитом, а не на щите». Когда один спартанский юноша пожаловался своей матери, что у него чересчур короткий меч, она сказала ему: «Тогда удлини его своим шагом навстречу врагу». Известен самый короткий в истории ответ-комментарий: когда вражеский посланец объявил о том, что его держава вот-вот вторгнется в Лаконию, и если она добьется успеха, то Спарта будет стерта с лица земли. Спартанцы ответили ему: «Если».
Однако не нужно думать, что древние только и мечтали о том, как бы развязать новую бойню. В гомеровской «Илиаде» Парис (укравший у Менелая его жену Елену и спровоцировавший тем самым Троянскую войну) и Менелай пытаются договориться между собой без применения силы, к великой радости и греков, и троянцев. Гомер утверждал, что бог войны Арес (аналог древнеримского Марса) — самый ненавидимый во всем божественном пантеоне; и война повсюду описывается не только эпитетами вроде «мужчины добывают свою славу», но и «течет немало слез». Историк V в. до н. э. Геродот вкладывает в уста разбитого лидийского царя Креза ужасные слова: «Никто не глуп настолько, чтобы предпочесть войну, а не мир. В мирные дни сыновья сжигают своих отцов. Во время войны отцам приходится сжигать своих сыновей».