Витя с изумлением глядела на Андрея.
— Вот уж не ожидала, — прошептала она, — не ожидала, что ты такой. Я о тебе думала хуже. А ты добрый…
Андрей залился румянцем и пробормотал:
— Скажешь тоже…
— Только я не уверена, что этот Аркадий Витальевич так уж сразу отдаст нашу богиню. Видно, это жулик ещё тот — о-го-го! Помнишь, как перед ним Федькин отец лебезил. И всё-таки, может быть, — нерешительно сказала Витя, — может быть, просто сказать отцу, где живёт этот лохматый.
Андрюха рассвирепел.
— Просто, просто! Попроще ей захотелось! Так и проживём всю жизнь и ничего сами не сделаем!
И такая убеждённость была в словах Андрея, такое у него было отчаянное лицо, что Витя заколебалась.
— А где Станислав Сергеевич? — неожиданно спросила она. — Что-то давно его не видно.
Андрюха на миг смутился.
— Батя дома. Мама отпуск взяла на недельку. Всё-таки восемь месяцев они не видались.
Вдруг он разозлился.
— Ты прямо скажи: трушу и всё! — прошипел Андрюха.
Витя смерила его с ног до головы высокомерным взглядом, повернулась и пошла за Жекете.
Глава девятая и последняя
Понурый Жекете пришёл в Витином свитере.
Какая-то из тёток — так, седьмая вода на киселе — недавно научилась вязать и осчастливила Витю одним из первых своих произведений. А попробуй откажись — обида на всю дальнейшую жизнь, хоть и был этот свитер Вите до колен, и рукава, как у Пьеро, болтались. Тётка утверждала, что детям надо вязать на вырост, а так как собирала Витины вещички в дорогу эта самая тётка, свитер попал в сумку. Жекете здорово повезло: свитер был ему впору. А самое главное, скрывал драную на спине рубаху и глубокие царапины, обильно залитые зелёнкой. Первому своему пациенту Витя лила зелёнку от души.
Свитер чёрный, лицо Федьки бледное, измученное тревожными мыслями и бессонницей — ну просто узник какой-нибудь темницы сырой, и всё тут!
Но вот что удивительно — Федька вообще здорово изменился.
Вместо крикливого, вихлястого, неприятного всем, глупо задиристого мальчишки стоял печальный, задумчивый парень. И было в лице его что-то такое…
Витя никак не могла припомнить нужное слово. Прищёлкнула пальцами: «Ну же! Ну!» — и наконец вспомнила. Перед ней стоял очень поумневший человек. Она ещё не знала, может ли за считанные минуты, ну пусть часы (у него ведь несколько часов было, чтобы выкарабкаться из чулана), может ли так заметно поумнеть человек. Но за то, что Федька поумнел, она бы голову дала на отсечение. «А может быть, он всегда такой был, да мы не замечали? Может, он и кривлялся оттого, что не замечали?» — подумала она.
На Андрюху новое обличье Жекете не произвело ровно никакого впечатления. Он только хмыкнул, оттянул на животе Федькин свитер и сразу приступил к делу.
— Ты хочешь, чтобы голова богини вернулась туда, откуда ты её унёс? — резко спросил он.
Лицо Жекете покрылось красными пятнами.
— Да, — твёрдо ответил он.
— Тогда слушай, — непреклонно продолжал Андрей.
Федька сообразил всё на удивление быстро.
Надо было видеть, как он обрадовался! На глазах его даже слёзы выступили.
Витя деликатно отвернулась.
— Ребята, — прерывающимся голосом сказал Жекете, — ребята, вы… даже не представляете… — Он махнул рукой. — Да я… я что угодно сделаю! Ведь батю за это… его ведь в тюрьму посадить могут. И вообще… Я же не вор, ребята! Честное слово! Мне нравится здесь работать!
— Ладно, — прервал его Андрей, — всё ясно. Потом поговорим. Пошли.
Он быстро зашагал по крутому склону, потом побежал.
Витя и Федька бросились вдогонку.
Они бежали, потом переходили на шаг и, отдышавшись, снова бежали.
Витя думала об одном: «Не отстать! Выдержать. Не отстать от мальчишек!»
Потом она втянулась, стало легче.
За два квартала от дома, где жил Лохматый, под раскидистой старой акацией остановились.
— Отдохнём, — сказал Андрей, — разговор будет трудный, надо отдышаться.
Витя прислонилась к шершавому стволу дерева, подняла глаза. Акация тонко трепетала своими листочками. И когда глядишь на эти нежные, полупрозрачные листочки (про них и не скажешь — листья), становится понятно, зачем у этого дерева имеются ещё и длинные, острые колючки: для равновесия, наверное.
Мальчишки о чём-то шептались. Витя прислушалась и уловила последние слова, сказанные Федькой: