— Приходи, конечно! Только я не я буду, если блинами все и ограничится.
Еще спускаясь по лесенке в подвал, Аркадий услышал, что в типографии кто-то есть. Говорили громко, однако по простоте душевной юноша не принял это на свой счет: из-за пьянства грек часто халтурил, и ссоры с клиентурой были совсем не редкостью.
Иному благоразумие бы подсказало переждать, но по прежнему опыту Аркадий знал: спор может затянуться, а работу все равно придется делать.
Внутри типографии был тот самый заезжий штабс-ротмистр, которого еще вчера Аркадий заметил в городском саду. Он потрясал вчерашним выпуском газеты.
Судя по всему разговор начался совсем недавно, и не задержись Аркадий с другом детства, то попал бы он на самое начало спора.
— Что это? — вопрошал штабс-ротмистр, потрясая в воздухе «Листком». — Что это, я вас спрашиваю?…
— Газета… — дивился непонятливости офицера грек.
— Дагосподибожемой! Вижу что газета! Что в ней себе печатать позволили?
И перстом штабс-ротмистр ткнул в самый уголок второй и последней страницы, где была даже не заметка, а короткое сообщение в два предложения:
«…
Какъ сообщаетъ нашъ источникъ, вчера около восьми вечера неизвѣстный подавалъ геліографическіе знаки британской эскадрѣ. Вотъ на что нашей полиціи стоило бы обратить пристальнейшее вниманіе!
…»
Озаглавлено оно было как «Таинственное происшествие», а подписано и вовсе одной буквой «С.».
— Я не понимаю, откуда это! — запротестовал грек. — Я вчера такого не набирал! Аркаша, ты понимаешь, что происходит.
Аркадий понимал. Сердце словно рухнуло вниз, куда-то к подметкам, перестало биться. В горле стало сухо, как в геенне огненной. Он предполагал, что заметка привлечет внимание чье-то внимание. Но этот рассерженный офицер в число предполагаемых читателей не входил.
— Я просто подумал… Я отпечатал часть тиража со своей новой статьей. Не хотел вас беспокоить…
— Часть?… — спросил офицер. — Хоть это радует. Кто вам такое позволил?…
— Но я слышал, что за границей, корреспонденты…
— Мы не за границей! Что за ерунда! Почему цензура у вас не налажена. Кто вас цензурирует?…
— Городничий… Но ввиду его занятости, мы иногда не утомляем его…
— Бардак!
— Но почему, Аркадий?… — спросил грек. — Зачем тебе это было выдумывать?
— Это не выдумка.
— Немедленно я хочу знать: кто такой «С.» и что у него за источники. Отвечайте, это кто-то из рыбаков? Какой-то мальчишка?
— Это я, — признался Аркадий и словно шагнул в пропасть.
Военный взглянул в его глаза и впервые за краткое знакомство полуулыбнулся: так-то мой мальчик, запираться нет смысла.
— Но почему «С.»? — спросил Кондоиди.
— А почему бы и нет?… Это первое что мне в голову пришло: буква ничем не хуже и не лучше другой.
Помолчали.
— Я могу узнать, что происходит?… — набрался смелости спросить Аркадий.
— Нет! Конечно же нет! Что за чушь! Неужели вы думали, что я вам все расскажу?… Вы просто влезли в не свое дело! Вы, может быть, спугнули важного государственного преступника. И я ума не приложу, что теперь делать.
— Но мы тотчас напечатаем опровержение! Экстренным выпуском!
— Вы что, с ума рехнулись! Мало того, что вы об этом раструбили на весь мир, так еще и желаете привлечь большее внимание! Вы бы еще напечатали о том, что разыскивается шпион, чтоб спугнуть его окончательно! Молите Господа теперь, чтоб он не читал вашу газетенку, чтоб никто ему не ляпнул часом про статью! И запомните: никому об этом ни единого слова, — штабс-ротмистр повернул голову к Аркадию. — Даже вашей маменьке.
— Она мертва.
— Тем лучше!
— Но что нам делать? — не успокаивался грек, пока не сообразил, — Аркадий!.. Аркадий… Ты… Вы уволены!
— Не сметь… — офицер сказал мягко, но так, что даже мысли возразить ему не возникло. Пока я в городе, газета негласно будет рецензироваться мной! Квартирую я на Екатерининской, в пансионе вдовы Чебушидзе. Может быть, какой-то толк с вашей газетенки и будет. А теперь, юноша, расскажите мне, что вы видели…
Аркадий стал рассказывать. Ожидая, что шифр обрадует штабс-ротмистра, показал свою записную книжку. Но то лишь уточнил:
— Вот так и передавали?… По две буквы?…
— Да.
Штабс-ротимстр махнул рукой. Впрочем, подумав, листы с шифром изъял. Затем пролистнул страницы далее, нашел свой портрет, похвалил:
— Недурно рисуешь.
И тут же рисунок вырвал.
Аркадий затаил дыхание: на страницах ранее были записаны мысли не вполне благонадежные. Но просмотрев их, офицер даже не изменился в лице и вернул книжку, спросил про совсем иное: