И перстом штабс-ротмистр ткнул в самый уголок второй и последней страницы, где была даже не заметка, а короткое сообщение в два предложения:
«…
Какъ сообщаетъ нашъ источникъ, вчера около восьми вечера неизвѣстный подавалъ геліографическіе знаки британской эскадрѣ. Вотъ на что нашей полиціи стоило бы обратить пристальнейшее вниманіе!
…»
Озаглавлено оно было как «Таинственное происшествие», а подписано и вовсе одной буквой «С.».
— Я не понимаю, откуда это! — запротестовал грек. — Я вчера такого не набирал! Аркаша, ты понимаешь, что происходит.
Аркадий понимал. Сердце словно рухнуло вниз, куда-то к подметкам, перестало биться. В горле стало сухо, как в геенне огненной. Он предполагал, что заметка привлечет внимание чье-то внимание. Но этот рассерженный офицер в число предполагаемых читателей не входил.
— Я просто подумал… Я отпечатал часть тиража со своей новой статьей. Не хотел вас беспокоить…
— Часть?… — спросил офицер. — Хоть это радует. Кто вам такое позволил?…
— Но я слышал, что за границей, корреспонденты…
— Мы не за границей! Что за ерунда! Почему цензура у вас не налажена. Кто вас цензурирует?…
— Городничий… Но ввиду его занятости, мы иногда не утомляем его…
— Бардак!
— Но почему, Аркадий?… — спросил грек. — Зачем тебе это было выдумывать?
— Это не выдумка.
— Немедленно я хочу знать: кто такой «С.» и что у него за источники. Отвечайте, это кто-то из рыбаков? Какой-то мальчишка?
— Это я, — признался Аркадий и словно шагнул в пропасть.
Военный взглянул в его глаза и впервые за краткое знакомство полуулыбнулся: так-то мой мальчик, запираться нет смысла.
— Но почему «С.»? — спросил Кондоиди.
— А почему бы и нет?… Это первое что мне в голову пришло: буква ничем не хуже и не лучше другой.
Помолчали.
— Я могу узнать, что происходит?… — набрался смелости спросить Аркадий.
— Нет! Конечно же нет! Что за чушь! Неужели вы думали, что я вам все расскажу?… Вы просто влезли в не свое дело! Вы, может быть, спугнули важного государственного преступника. И я ума не приложу, что теперь делать.
— Но мы тотчас напечатаем опровержение! Экстренным выпуском!
— Вы что, с ума рехнулись! Мало того, что вы об этом раструбили на весь мир, так еще и желаете привлечь большее внимание! Вы бы еще напечатали о том, что разыскивается шпион, чтоб спугнуть его окончательно! Молите Господа теперь, чтоб он не читал вашу газетенку, чтоб никто ему не ляпнул часом про статью! И запомните: никому об этом ни единого слова, — штабс-ротмистр повернул голову к Аркадию. — Даже вашей маменьке.
— Она мертва.
— Тем лучше!
— Но что нам делать? — не успокаивался грек, пока не сообразил, — Аркадий!.. Аркадий… Ты… Вы уволены!
— Не сметь… — офицер сказал мягко, но так, что даже мысли возразить ему не возникло. Пока я в городе, газета негласно будет рецензироваться мной! Квартирую я на Екатерининской, в пансионе вдовы Чебушидзе. Может быть, какой-то толк с вашей газетенки и будет. А теперь, юноша, расскажите мне, что вы видели…
Аркадий стал рассказывать. Ожидая, что шифр обрадует штабс-ротмистра, показал свою записную книжку. Но то лишь уточнил:
— Вот так и передавали?… По две буквы?…
— Да.
Штабс-ротимстр махнул рукой. Впрочем, подумав, листы с шифром изъял. Затем пролистнул страницы далее, нашел свой портрет, похвалил:
— Недурно рисуешь.
И тут же рисунок вырвал.
Аркадий затаил дыхание: на страницах ранее были записаны мысли не вполне благонадежные. Но просмотрев их, офицер даже не изменился в лице и вернул книжку, спросил про совсем иное:
— Откуда ты знаешь телеграфическую грамоту?
— Изучал в Харькове.
— А туда тебя что занесло?
— Учился в тамошнем университете. Пришлось оставить по семейным обстоятельствам.
— Место, где ты видел свет, вспомнить сможешь?…
Аркадий кивнул не раздумывая.
Вероятно, штабс-ротмистр не желал, чтоб его видели вместе с юношей, отчего для прогулки выбрал путь через Слободку. Этим добился строго противоположного результата: здешние улочки, более похожие на сточные канавы никогда не видали офицера. Молва опережала их, и из хаток высыпали многочисленная детвора, чтоб взглянуть на военного.
Иные ребятишки бежали через весь поселок, и, верно, преследовали их дальше, если бы Аркадий не показал им кулак.
— Корабли стояли вон там, — показал Аркадий, когда были на месте. — А я здесь купался. А вот там, наверху и был сигнальщик…
— Тебе бы стоило тотчас спешить наверх. Ты мог бы застать преступника, описать его приметы.
— Не сообразил, — развел руками Аркадий. — Привычка журналиста: сперва надо записать.
По склону, по узким тропинкам стали карабкаться вверх. Вскоре оказались на площадке, с которой, видимо и сигнализировал лазутчик. Трава была примята, вчерашний короткий дождь лишь слегка смочил степную землю. Будто имелись нечеткие следы копыт, да куча конского навоза.
— Пегая кобыла была… — заключил штаб-капитан, поковырявшись палочкой в куче.
— Как вы узнали?… Вы шутите?…
— Да, конечно же, шучу! Как по навозу можно узнать цвет лошади? Все, что могу сказать — след свежий, лошадь кормили овсом. А овес-то нынче дорог.
— Нынче ничего дешевого не осталось.
Ни окурков, ни обрывков бумаги не имелось. Лазутчик был аккуратен.
Штабс-ротмистр осмотрелся, взглянул на море. О вчерашней бомбардировке уже ничего не напоминало. На лазурном полотне моря скользили под умеренно чистыми парусами лодки и лодочки, с них рыбаки тянули сети. На ними крикливо висели чайки, норовя стянуть рыбешку.
— Как же красиво тут у вас. Дай бог, доживу до отставки, поселюсь здесь… Город у вас старый?
— Не-а. Основан по повелению царицы Екатерины в 1790 году.
— Странно, а ведь хорошее место.
— При древних греках тут был город Аретуса… Иные дома и нынче стоят на фундаменте более древнем, чем крест Спасителя.
— Древние греки… Аретуса… Надо же… История, мой друг, куда ближе, чем нам может показаться… Я до приезда в ваш город полагал, что бригадир — это нечто из прошлого века. Думал, что в Империи уже ни одного бригадира нет в живых — ведь уже без малого шестьдесят лет как в это звание не производят. А у вас тут, оказывается, если не бригадиры, то их жены здравствуют.
Штабс-ротмистр был задумчив и словно даже расслаблен. Обращение «мой друг» навело Аркадия на мысль, что с военным можно быть если не на короткой ноге, то хотя бы полудружески.
— Скажите… Вас совсем не заинтересовала шифровка… Почему?… Быть может, в ней содержатся сведенья о лазутчике?…
Офицер задумался, тень сомнения проявилась на его лице: не поставит ли разглашение этой детали под угрозу все следствие? Будто бы нет.
— Судя по записи, это новейший английский шифр лорда Плейфера. Работа с ним столь проста, что обучить шифрованию можно десятилетнего мальчишку за четверть часа. Мы приложили нечеловеческие усилия, чтоб получить его описание. И что? Наши языковеды в один голос утверждают, что вскрыть его невозможно.
— Разве такое быть может? — удивился Аркадий. — Если он так прост в использовании, то, верно, и решается легко. Просто ответа пока никто не заметил. Привлеките общественность! Напечатайте его как шараду в каком-то журнале.
— Глупости. Даже если кто-то найдет способ расшифровки, англичане его просто сменят… Нам тут делать нечего, давайте выбираться в город… Мы, похоже, далече забрались. А ты как отсюда добирался.
Аркадий рассказал о том, как его подобрали в чистом поле.
— Говорите, встретили протоирея… Так-так-так…
— Неужто вы и честного отца подозреваете?…
— Моя работа — подозревать всех.
У въезда в город расстались.
Подслушанный разговор
Генералы встретились в Таганроге.
Генерал-фельдмаршал, граф Семен Петрович Колокольцев, ранее служивший в Особом Кавказском корпусе, был наряжен на манер горца: в папаху, в бурку до пят, в мундир с газырями с внушительным кинжалом на поясе. За ним по пятам ступали два высоких безмолвных абрека.