— Шесть часов уже, оказывается! — сказал Русаков, посмотрев на часы. — Скоро у меня смена заканчивается.
— А мне, наоборот, на работу через полтора часа, — вздохнула Марина. — И знаете, ребята, я ещё и поесть хочу. Меня Терехин этот разбудил, я даже пожрать не успела.
— Терехин? — удивился Юрий, чувствуя удивительную ясность мысли. — Он что, был здесь?
— Да я же вроде тебе об этом говорила уже.
— А чего ему было нужно? — хоть убей, но следователь никак не мог вспомнить, чтобы Марина говорила ему о визите к ней Терехина. Русаков прокашлялся, затем потёр свою шишку.
— То же, что и мне, — произнёс он наконец. — Я посылал его, чтобы он разыскал одну вещь.
— Что за вещь?
Вытянув ноги, санитар прошипел:
— Вот не хотел я всего этого говорить, но, видно, придётся. Но только учти… как там тебя… хм, Юра, к убийству я не имею никакого отношения. И если бы я знал, кто это сделал, я бы тебе сказал.
— А он не мог забрать книжку? — вдруг спросила Марина.
— Тот, кто убил? — нахмурился Русаков. — Ну мог, наверное. Если у твоего братца хватило ума потащиться с ней на кладбище.
Юрий начал кое–что понимать.
— Пропала какая–то книжка?
— Ну д-да! — нехотя произнёс Русаков и, сняв очки, принялся протирать их подолом рубашки. Без них он выглядел каким–то беззащитным. — Записная, толстая, красного цвета. Ничего существенного, как бы, но… Слушай, а она не у вас случайно?!
Юрий помотал головой. В карманах трупа не было найдено ничего, иначе он бы знал об этом. Ничего, кроме ключа от квартиры.
— А что в этой книжке?
— Ну… скажем, я не хотел бы, чтобы это попало в руки милиции. В ваши руки. Там, конечно, ничего такого не было, но всё равно…
— Это касалось больницы?
Русаков кивнул.
— Угу, — задумчиво пробормотал Юрий, прислоняясь к плите. — А что он делал в тот день… вечер… на кладбище, ты не знаешь?
— Понятия не имею. Абсолютно. Для самого загадка.
— А я, кажется, знаю! — сказала Марина тихо. — Кажется, я только сейчас поняла.
— Ты о чём? — удивился Русаков.
— Это я убила Сашу. Я, ты — мы оба убили его.
— Можешь не спешить нас арестовывать! — обратился санитар к Юрию. — Она бредит. Эй, Мариша, ты чего?
Марина вдруг заплакала, а в дверь опять кто–то позвонил. Застонав, девушка заматерилась и пошла открывать, громко топая.
Самое главное
Когда она вышла, Юрия осенило, что он забыл выяснить у Русакова самое главное — насчёт той педерастии в больнице, о которой говорила его супруга. Может, он, конечно, ей и врал, но проверить всё же не мешало.
— И вот ещё что, — сказал он. — Не знаю, как ты к этому отнесёшься, но мне известно, чем вы занимались в больнице.
Русаков неожиданно весь как–то обмяк, попытался что–то сказать, затем махнул рукой.
— Ты принуждал Лаховского к гомосексуальным связям! — прошептал Юрий, чувствуя, что находится на верном пути. — И не только его.
— Да никого я не принуждал! — закричал вдруг санитар, стукнув кулаком по столу. — Они… они сами этого хотели! Никто никого не принуждал!
— Так–так…
— Вот тебе и «так–так», — уткнув голову в ладони, Русаков тихо застонал. — М–м–м… А я‑то думал, ты не знаешь… Почему ты сразу–то не сказал? Или это у вас, ментов, тактика такая?
— Терехин, — сказал Юрий. — Ты и его тоже? Ну ты понял…
— Чего ж ты спрашиваешь, если знаешь? Это он тебе сам сказал, да? Вы всё–таки на него вышли? Или… Боже ты мой, так сценарии всё–таки у вас?!
— Нет у нас никаких сценариев. Так вот, теперь подумай хорошо, прежде чем ответить. Мог ли… мог ли Лаховского убить и изнасиловать Терехин?
— Что?! Терехин? Да ты чё… Фу-у! — вздохнул он облегчённо. — Значит, сценариев у вас всё–таки нет… Слава те господи… Нет! Терехин не мог изнасиловать Фантазёра, да и тем более убить.
— Ты уверен?
— Да. И… по двум причинам, если на то пошло. И ещё. Я вот чё не пойму — вы что, уверены, что … хм… насильник и убийца — одно и то же лицо?
— А разве нет? — удивился Юрий.
Русаков только хотел ему ответить, но не успел. На кухню вошли Марина и блондинка лет двадцати в коротенькой юбке. Где–то Юрий её уже раньше видел.
— Ль…! — начал Русаков удивлённо и тут же замолк, как будто его выдернули из розетки.