Утром он заехал к отцу в морг, так как вчера посетить его не смог — помогал своему другу Жене перевозить мебель и прочие вещи из дома родителей на новую квартиру. Потом они обмыли всё это дело шампанским, и в итоге домой Юрий пришёл лишь в полвторого ночи.
В морге (3)
Юрий: Самое странное, что по словам Марины, брат на улицу практически не выходил. У него после больницы возникла эта… как её… забыл… агорафобия. Что могло заставить его выйти из дома и отправиться на кладбище?
Отец: (хмыкнув) От одного вылечили — другое подхватил.
Юрий: И только, главное, выписался из своей психушки, никуда не ходил, а тут первый раз вышел — и сразу на кладбище. Не могу понять…
Отец: А может, не сразу?
Юрий: Что не сразу?
Отец: Пошёл на кладбище. Может, он ещё куда–то заходил.
Юрий: Может. Но никто из соседей не видел, как он уходил и во сколько. Когда он покинул квартиру? Да хрен его знает. Марина работала в день, то есть её брат, получается, мог уйти в… любое время до восьми вечера. Убили его где–то с семи до одиннадцати, как ты сказал. Но почему сторож кладбища ничего не слышал? Лаховский же должен был сопротивляться!
Отец: Значит, всё–таки изнасилования, как такового, не было. Просто после совокупления активный партнёр зачем–то убил пассивного. Кстати, телефон–то у Лаховской есть?
Юрий: (ошарашено) Блин, я как–то не спросил…
Отец: Проверь. Может, кто–то ему позвонил, предложил встретиться на кладбище.
Юрий: Ах да, совсем забыл. На похоронах к Марине пристал какой–то мужик. По–моему, он был сдвинутый. Загонял, что Лаховский не умер и требовал его выкопать.
Отец: Кто он?
Юрий: (пожимая плечами) Он очень быстро исчез. Слушай, пап, ты думаешь…
Отец: Уточни про него у этой Марины. Может, она его и знает. И не забудь всё–таки выяснить, не был ли брат пассивным педерастом раньше. Ведь ни с того ни с сего мужчин обычно не насилуют.
Юрий: Не насилуют. Знаешь, я всё–таки считаю, что это кто–то из бывших больных. Может, он лежал вместе с Лаховским. Чёрт его знает. Слушай, звякни Назаренко, а? Они отказываются давать мне информацию о других пациентах!
Отец: Попробую. Но ничего не гарантирую. Лучше бы ты обратился непосредственно…
Юрий: К шефу? Да пошёл он!
Отец: Как хочешь. Но…
Юрий: Шефу надо, чтобы я выглядел идиотом. А я назло ему раскрою это дело!
Отец недоверчиво усмехается.
Юрий: (уверенно) Раскрою!
Отец: Есть сомнения.
Юрий: А если с твоей помощью?
Отец: Это ничего не меняет. Ты, я — какая разница? Убийца может затаиться, а с такими уликами как сейчас, ты его никогда не поймаешь. Ни ты, ни кто–то другой.
Юрий: Что же делать?!
Отец: То, что ты ещё так до сих пор и не сделал. Опроси эту Марину получше.
Юрий: Интересно, что она сейчас делает? Как ты думаешь, она дома?
Отец: А ты считаешь, что она сразу на следующий день после похорон пошла на работу? Ей надо всё убрать, навести порядок.
Юрий: Но сейчас, наверное, она ещё спит. Может, звякнешь всё–таки в психушку?
Отец вздыхает и придвигает к себе телефон. Но как выясняется, главврач психбольницы где–то отсутствует.
Марина у себя дома
Одна в трёхкомнатной квартире… Такая большая площадь пустого пространства действовала на Марину угнетающе, но тем не менее она не спешила никуда идти. Куда? Да и зачем? На сегодня у неё взят отгул — причина для этого весьма уважительная. Так что на работу только завтра, в ночь. Сходить в магазин? Да нет, не стоит, продукты и без этого имеются. Поехать на кладбище и покрасить оградку с памятником? Что–то тоже желания нет…
«Саша был прав, всё время оставаясь дома. Да и куда бы он пошёл? И куда могу пойти я? К Таньке? И что у неё делать? Разыскать Олега? Пошёл он! Нет, лучше уж сидеть дома. Никого не хочу видеть. Ритка — сучка: взяла — уехала!»
Она бесцельно бродила из комнаты в комнату: из зала — в спальню брата, из спальни брата — в свою, при этом не расставаясь с сигаретой. Обычно она курила редко, но в последние несколько дней график потребления ею никотина заметно изменился. Форточки были открыты, их пасти жадно втягивали табачный дым, таким образом проветривая прокуренное помещение. Мыслей было очень много, причём, о многом, о чём девушка думала сейчас, раньше бы она думать не стала. Но обстоятельства сложились так, как сложились, а значит и ход мыслей должен был исходить из определённой точки — «брат умер/убит. И я теперь одна в трёх комнатах. В принципе, всё так же, как и было, когда он лежал в больнице — я точно так же была одна… но…»