— Я хочу, чтобы Лайонел загорелся, — сказала Ванесса, хихикая. — Вокруг него будет красивое оранжевое сияние.
— Чистые, светлые лучи, — пробормотала Мара Торренс, иронически подчеркивая слово «чистые».
Лайонел запустил в сестру подушкой.
— Но большинство убийств заранее продуманы, а не происходят от взрыва страстей, верно? — произнес он.
— Это очень мрачная тема, дети, — сказала миссис Ситон. Ее муж намека не уловил.
— Я другое имею в виду, Лайонел, — настаивал он. — Каждое убийство, даже если оно долго готовится, есть акт насилия, совершаемого в результате борьбы страстей. Я говорю о критической точке в каждом человеке. Смотри — ты хочешь избавиться от кого-то в какой-то невыносимой ситуации, вынашиваешь в уме планы, тебе кажется, что это не всерьез, выбираешь оружие, взвешиваешь возможности, придумываешь алиби и тому подобное. То есть все время переводишь воображаемое на рельсы реальности. И приходит момент, когда ты уже не можешь сойти с этих рельсов и предотвратить столкновение. Ты обречен совершить то, о чем мечтал.
— О-о! — воскликнула Ванесса. — Как страшно, папа!
Я сказал что-то о соответствии задуманного преступления натуре человека. Если в основе преднамеренного убийства лежит второстепенный мотив — мотив, никак не затрагивающий существенного в вашей натуре, вашу главную страсть, то поезд никогда не покатится по рельсам.
— Но никто не станет замышлять убийство, пока не затронуто то, что ты называешь главной страстью, — очень разумно заметил Пол.
— Это уже интересно, — протянула Мара Торренс. — Скажите нам, какие мотивы, по-вашему, могут толкнуть каждого из нас на преступление?
Я ответил, что мало знаю присутствующих. Молодая женщина, взяв сигарету, сделала ею замысловатый жест в сторону миссис Ситон:
— Смелее, Дженет! Мистер Стрэйнджуэйз плохо знает нас. Расскажите ему. Начинайте.
— Дорогая Мара, я не люблю эти игры в правду: они всегда заканчиваются слезами.
— Ну, тогда я скажу о вас. Это легко. Главная страсть Дженет — Плэш Медоу и все, что с ним связано. Она убьет кого угодно, лишь бы сохранить его за собой. Вы следующий, Пол!
— Я принадлежу к типу альтруистов. Если уж совершать убийство, то на благо человечества: собрать в комнате ведущих политиков великих держав, направить на них автомат и сказать, что если они не договорятся в течение трех часов о запрещении атомного оружия, то получат пулю в лоб.
— Прекрасно. А ты, отец?
Реннел Торренс вытер лицо цвета сала.
— Я художник. Меня может привлекать преступление как действие, в котором нет личной заинтересованности. Я…
— Ты убьешь от испуга, когда кто-либо встанет между тобой, — шутливо-презрительно прервала его дочь, — и твоими земными благами. Или ради выгоды, если это вполне безопасно и выгода значительна. Ну а Роберт убьет во имя своего творчества. Не так ли, Роберт?
— Ты, видимо, права, дорогая, — сказал Роберт мягко. — Только я никогда не смог бы встретиться лицом к лицу со своей жертвой. Я был бы одним из тех, кто, знаете, убийца на расстоянии — таблетка цианистого калия подкладывается во флакон с таблетками аспирина…
Ванесса, распушив пальцами рыжевато-коричневые волосы, произнесла задумчиво:
— Я отравила бы миссис Глаб, нашу химичку. Каким-нибудь медленно действующим ядом. Хотела бы видеть, как она корчится у моих ног.
— Ванесса!
— А когда она была бы уже при смерти, я бы дала ей противоядие или ввела желудочный зонд. Как действует желудочный зонд, мистер Стрэйнджуэйз?
— Могла бы испробовать на себе для собственной же пользы, — заметил Лайонел, тыча сестру в живот. — Просто удивительно, как ты пухнешь после еды.
— Заткнись, Лайонел, ты ужасен. И просто жадина.
— Остался Лайонел, — подхватила Мара. — Что толкнуло бы на убийство рыцаря без страха и упрека?
— Ну, я мог бы однажды свернуть тебе шею, когда ты будешь уж слишком язвительна.
— О! Преступление на почве страсти! Это как раз в твоем духе, — сказала Мара в открытую, без тени стыда глядя на него.
Наступила тишина. Шелест листвы смешивался с воркованием голубей. Доносился глухой шум воды у запруды.
— Никто не спросил меня о моих мотивах убийства, — произнесла Мара Торренс.
Никто и не пытался это сделать, даже сейчас.
— Месть, — сказала она.
— О, мамочки, — воскликнула Ванесса, — прямо как я с миссис Глаб.
Появился Финни Блэк, чтобы убрать со стола.
— А как насчет нашего Финни? — язвительно проговорила Мара.
Миссис Ситон грузно повернулась к ней: