В голосе Раффа звучало удивление.
— Уилл Фаулер женат? Поверить не могу! Он и словом не обмолвился. Правда, мы давно уже не говорили по душам. Ай да Уилл! Никогда не думал, что он способен на такой поступок. Жениться! Да еще на такой молоденькой девушке!
— Да, это тяжелое испытание для нее.
— Она все еще у тебя, Ник?
— Сегодня уезжает в Сент-Албанс. Сьюзен в хороших руках. Ее проводит… э-э… мой близкий друг.
Анна Хендрик относилась к девушке по-матерински и помогала пережить первые, самые тяжелые дни. Она ведь и сама была вдовой и знала не понаслышке, какую горечь испытывает сейчас Сьюзен. Правда, Анна могла лишь догадываться, как чувствует себя женщина, мужа которой зарезали в драке. Николас растрогался, увидев, как близко к сердцу приняла его подруга беду юной гостьи, и проникся к Анне еще большей симпатией. В самом Николасе, к его удивлению, тоже проснулись отцовские чувства.
— Ты знаешь, где живет эта девушка? — вдруг спросил Рафф. — В один прекрасный день я, возможно, окажусь в ее родном городе. Все может быть, если не брошу этот адский труд. — Мрачная улыбка скользнула по губам актера. — На самом деле мне просто любопытно. Женщина, которая вышла замуж за Уилла Фаулера, должна обладать исключительными качествами. С ним непросто ужиться.
— Это точно. Он когда-нибудь обсуждал с тобой вопросы религии?
— Только когда был навеселе и богохульствовал.
— А ведь он был католиком.
— Что?! — Это известие буквально оглушило Сэмюеля. — Быть того не может! Невероятно!
— Как и его женитьба.
— Но он никогда и вида не подавал!
— Он был актером, Сэм. Он искусно притворялся.
— Но католицизм…
Рафф потрясенно качал головой. Жизнь в театре сделает мужчину каким угодно, но только не набожным, особенно если речь идет о запрещенной вере, последователей которой до сих пор казнят как изменников родины. Сэмюель был поражен. Столько лет дружить с человеком — и только после его смерти узнать, что дружба строилась на лжи…
— Николас, — прошептал он. — Кем же он был на самом деле?
Единственное, что может быть хуже мучительного высасывания из пальца «Победоносной Глорианы», — это ждать, когда Лоуренс Фаэторн прочтет пьесу и вынесет свой вердикт. Лоуренс особенно не церемонился и рубил сплеча, и Эдмунд Худ много раз страдал от этого. Драматург ждал коллегу, чтобы поужинать вместе в «Голове королевы», и пил мелкими глоточками мальвазию[18]. Худ был слеплен из другого теста по сравнению с Роджером Бартоломью. Неопытный Бартоломью верил, что все выходящее из-под его пера превосходно, а Худ с каждой новой пьесой все сильнее сомневался в своем таланте.
Фаэторн вошел и замер в дверях. Лоб прочертила вертикальная складка, глаза глядели недоброжелательно. Худ, в ужасе перед неизбежным, залпом допил свой бокал.
— Прости, что заставил ждать, Эдмунд, — пробормотал Лоуренс. — Меня задержали.
— Я и сам недавно пришел.
— Ну и денек, просто жуть! Мне нужно выпить.
Худ сидел молча, пока Лоуренс заказывал вино, дожидался официантку и пил. Актер был в таком отвратительном настроении после прочтения пьесы, что Худ невольно задумался, есть ли в ней вообще хоть что-то хорошее.
— Ты бывал влюблен, Эдмунд? — вдруг проворчал Лоуренс.
— Влюблен? — Вопрос застал его врасплох.
— Ну, в женщину?
— А, бывал. И не раз.
— А о браке задумывался?
— Частенько!
— Ни в коем случае! — с жаром воскликнул Фаэторн, железной хваткой сжав запястье товарища. — Брак для мужчины — это состояние неуклонной деградации. А супружеское ложе — то же чистилище, но с подушками!
Тут Худ обо всем догадался. Марджери Фаэторн вывела мужа на чистую воду.
— Что тебе наговорила твоя жена, Лоуренс?
— Чего она только ни наговорила! Она обзывала меня такими словами, что у матросов уши увяли бы, и угрожала мне такими ужасами, что струхнул бы и полк солдат. — Он спрятал лицо в ладонях. — Господи! Я словно лежал в постели с тигрицей!
Фаэторну пришлось выпить еще, чтобы хоть немного прийти в себя. Комизм ситуации заключался в том, что между ним и леди Розамундой Варли ничего не было, они всего лишь переглядывались во время спектакля. Актера выпотрошили и четвертовали за преступление, которого он еще даже не совершил, но, в отместку за выволочку, устроенную Марджери, теперь готов был совершить при первом же удобном случае.