— Я пытался пощадить ваши чувства, но ваш текст безнадежен. Кроме того, у нас уже есть драма об Армаде, — Николас указал на свою сумку. — Я же вас предупреждал.
— Вы еще пожалеете, — пригрозил Бартоломью. — Я никому не позволю так с собой обращаться — ни вам, ни мистеру Фаэторну! Мы еще встретимся, сэр, и, клянусь Господом Богом, вы мне ответите за все!
Клокоча от ярости, Бартоломью прижал к груди свое творение, пролетел мимо Николаса и бросился прочь. Суфлер проводил его взглядом, а потом посмотрел на сумку, в которой лежал экземпляр «Победоносной Глорианы». Две пьесы на одну и ту же тему ожидала разная судьба. И снова Николас поблагодарил Господа за то, что в изменчивом мире театра он не драматург.
Сначала Барнаби Джилл воспринял идею о том, чтобы утвердить Ричарда Ханидью на главную роль, без особого энтузиазма. Он высоко ценил талант Мартина Ио и считал, что Мартин, старший по возрасту, больше подходит на роль королевской особы. В то же время он признавал справедливость притязаний Стефана Джадда, который в последние месяцы стал играть намного лучше и блестяще справился с ролью распутной молодой жены в «Любви и счастье». Джона Таллиса Джилл в расчет не брал, поскольку у парня была уж слишком массивная челюсть, но двое других казались достойными претендентами, о чем Джилл и сообщил коллегам при встрече.
Но Лоуренс Фаэторн успел тайком пообщаться с Эдмундом Худом и другими пайщиками, так что решение уже было принято. Джилл мог лишь заявить свой протест и предупредить, что коллеги пожалеют о своей ошибке. Дика Ханидью утвердили на главную роль.
— Отличная работа, Дик.
— Благодарю вас, сэр.
— В тебе от природы заложена грация.
— Я просто хотел угодить вам, сэр.
— Ох, ты угодил, мой мальчик, еще как угодил, — воскликнул Джилл. — Я уже готов поверить в тебя.
Чем больше он наблюдал за Ричардом, тем яснее понимал, что мальчик наделен редким актерским дарованием. Дик обладал звонким голосом, хорошими манерами и отлично владел языком тела. Будучи опытным танцором, Джилл восхищался его пластикой и ритмичностью. Но самое важное — мальчик выучился носить женское платье совсем как женщина, это стало его главным достижением. Возможно, Ричард Ханидью окажется лучшим исполнителем роли Глорианы.
Уэстфилдцы арендовали для репетиций большую комнату в «Голове королевы». Во время перерыва Барнаби Джилл улучил момент, чтобы переброситься с учеником парой слов.
— Тебе нравится твоя работа, Дик?
— Очень, сэр.
— Ты раньше играл королевских особ?
— Никогда, мистер Джилл. Это большая честь для меня.
— Кто знает, — поддразнил Джилл, — может, ты затмишь настоящую Глориану.
— Ну что вы, — серьезно ответил Дик. — Никто не может затмить ее, сэр. Я думаю, что наша королева самая замечательная на всем белом свете.
Джилл понял, что ему выпал шанс произвести впечатление на мальчика, и не преминул этим воспользоваться.
— Да, — произнес он будничным тоном. — Ее Величество не раз выражала восхищение моей игрой.
Ричард ахнул:
— Вы встречались с ней?
— Да, мне много раз приходилось играть при дворе.
На самом деле Джилл лишь два раза участвовал в спектаклях в королевском дворце, да и то сто лет назад, но об этом он умолчал, как и о своем подлинном отношении к Елизавете. Большинство женщин вызывало у него легкое отвращение, а королева — тошноту. Ричард Ханидью может и дальше обожать Елизавету, как и остальные ее верноподданные, но привередливый и наблюдательный актер разглядел королевскую особу достаточно хорошо. Он знал, что она всего лишь стареющая женщина, в ярко-рыжем парике, с черными зубами и привычкой наносить толстый слой охры на все части тела, не скрытые одеждой. Королева Елизавета — просто ходячий шкаф. Под пышным платьем скрывалось нагромождение всевозможных обручей и подпорок, которые удерживали все это негнущееся великолепие.
— А труппа будет еще раз играть при дворе? — поинтересовался Ричард.
— Надеюсь. Нужно только дождаться приглашения.
— Должно быть, это потрясающе — играть перед Ее Величеством…
— О да. Я был вне себя от счастья, Дик.
— А вы танцевали джигу, мистер Джилл?
— Два раза. Королева настояла, чтобы я повторил танец. — Джилл сделал шаг в сторону мальчика. — Я и тебя научу этому танцу, если мы сможем остаться наедине.
— Большое спасибо, сэр.
— И фехтованию тоже, — продолжал Джилл. — Меня обучал искусный фехтовальщик, так что я знаю куда больше Николаса Брейсвелла. Я могу помочь тебе и в этом.
— Но Николас и так научил меня многим приемам.
— А я покажу тебе много нового, Дик. Хочешь?