В зале не осталось ни одного свободного места, лишь трон пустовал. Гости ждали представления, причиной задержки которого стала сама хозяйка. Уму непостижимо. И чем дольше отсутствовала королева, тем чаще звучали различные гипотезы. В считанные минуты зал превратился в гудящий улей — гости обменивались слухами.
Непредвиденная задержка вызвала тревогу и за кулисами. Актеры и так волновались перед премьерой, а ожидание и вовсе повергло всех в панику. Лоуренс Фаэторн нервно расхаживал взад-вперед, у Эдмунда Худа пересохло горло, Барнаби Джилл ожесточенно воевал с костюмом. Мартину Ио казалось, что у него вот-вот лопнет мочевой пузырь, а у Джона Таллиса нехорошо покалывало шею. Даже Сэмюель Рафф утратил самообладание. Его прошиб пот, обнаженная шея и плечи заблестели. Ожидание затягивалось, и актер изо всех сил сжимал рукоять топора в потных ладонях.
Наконец трубач известил о приходе ее величества. Публика в зале сразу притихла, напряжение за сценой усилилось.
Лоуренс Фаэторн смотрел в щелочку между кулис и описывал, что видит, тихим голосом, исполненным благоговейного трепета.
Королева Елизавета в окружении свиты вплыла в зал, поднялась на помост, уселась на трон, поистине великолепная в своем пышном платье из красного бархата. Она поприветствовала подданных снисходительным взмахом руки. Кудрявые волосы украшал жемчуг, венчала прическу крошечная золотая корона с бриллиантами. Время пощадило прекрасные черты лица Елизаветы, и она по-прежнему держалась с величием, подобающим особе королевских кровей.
Актер закончил свой рассказ благоговейным шепотом:
— Джентльмены, мы находимся в присутствии королевы!
Теперь на вахту заступил Николас. Королева уселась и кивнула сэру Эдмунду Тилни, распорядителю дворцовых увеселений, а тот в свою очередь подал условный знак суфлеру. По сигналу Николаса представление началось.
С балкона, где разместился Питер Дигби с оркестром, зазвучала музыка. Зрителям представили пьесу, затем последовала сцена суда. С первого стиха Лоуренс Фаэторн подчинил себе зал. Он околдовывал публику своим голосом, приводил в трепет возвышенной честностью, а его праведный гнев трогал до глубины души. К концу первой картины Фаэторн вызвал у зрителей первые слезы.
После того как был оглашен смертный приговор, судья удалился со сцены, а двое тюремщиков увели Лоренцо. Снова заиграла музыка, и остальные действующие лица тоже покинули сцену. Джордж Дарт торопливо поставил табуретку и убрал скамью.
Фаэторна, напустившего на себя задумчивость, снова вывели на сцену. Он опустился на табуретку в камере, и тюремщики оставили его одного. Лоренцо взглянул на оковы на своих запястьях, а потом поднял голову с выражением мольбы.
— О верность! Имя тебе Лоренцо! Двадцать лет я верой и правдой служил герцогине — ангелу, сошедшему с небес, чтобы пленить наши сердца и превратить Милан в рай на земле. О, как смог бы я продать ее прекрасный лик за презренный металл! Уж лучше в ссылке жить иль заколоть себя кинжалом в сердце! Я верен был и остаюсь до самой смерти!
Пока Лоуренс произносил свой монолог, актеры в гримерке готовились к следующему выходу. Николас расставил их по порядку, с опаской поглядывая на Раффа. Палач нервничал больше обычного. Он переминался с ноги на ногу, а по лицу ручейками сбегал пот.
— Прошу вас, будьте осторожны, мистер Рафф.
— Что? — вздрогнул Сэмюель.
— От вас зависит моя жизнь.
Голос доносился из дублета, надетого на человека, стоявшего позади него. Джон Таллис, приладив фальшивую голову, готовился изобразить Лоренцо в сцене казни.
Фаэторн закончил свою речь. За пленником пришли тюремщики. Трясущийся Джордж Дарт унес табуретку, установив вместо нее плаху. Под барабанную дробь процессия торжественно вышла на сцену. Сначала Эдмунд Худ в роли судьи, за ним — придворные и охрана, дальше — священник, прижимавший к груди молитвослов. Стража вывела Лоренцо на середину. Последним шел Рафф в костюме палача.
Когда все собрались, священник повернулся к осужденному, дабы наставить его на путь истинный.
— Прими в сердце своем Господа и исповедайся.
Лоренцо молчал, и лишь у Таллиса внутри дублета стучали зубы.
— Помолись вместе со мной, — продолжил священник, — ради спасения твоей души. Встреться с создателем раскаявшимся.