— Черт возьми! — воскликнул он. — Лорд Варвик дает нам понять, что мы стареем и должны подумать о своих детях. Эдуард, подай лорду бант, чтобы он служил твердой опорой нашему наследнику, когда мы со временем отправимся к нашим предкам. Мария, дай Гилфорду Варвику-Дэдлею знак, что ты чествуешь храброго рыцаря, а ты, Елизавета, укрась хорошенько пажа.
Пока старшие дети короля суетились, спеша исполнить отцовское приказание, Елизавета замешкалась немного: гордая принцесса стыдилась того, что паж будет носить ее цвета, а так как она не смела возражать, то принялась так неловко откалывать бант, что у нее отстегнулся весь откидной рукав и упал на землю.
Молодой Дэдлей ждал, сконфуженный, потому что насмешливая улыбка уже мелькала на губах зрителей, но вдруг, быстро решившись, он схватил рукав и, вместо того чтобы отколоть от него бант, привязал его целиком на свой стальной шлем.
— Он не застенчив, — расхохотался Генрих. — Этот малый норовит захватить всю руку, стоит протянуть ему только один палец!
Елизавета покраснела от досады на такую смелость пажа, но когда она подняла взор, то встретила такой смелый и вместе с тем такой умоляющий взгляд мальчика, что отвернулась в смущении, точно этот взгляд зажег ей что-то в сердце и победил ее гордость.
— Дамский рукав и перья на шлеме… Что начато в шутку, покончат всерьез! — пропел вполголоса придворный шут, и тихий смех приближенных дам Елизаветы помешал ей преодолеть свое замешательство.
— Красивый паж! — насмешливо сказала принцесса Мария, и ее пронзительный взор уставился на сводную сестру. — Но я на твоем месте натянула бы рукав ему на лицо, чтобы он не засорил себе пылью на арене своих прекрасных очей. Однако смотрите! Кукла становится в ряды бойцов!
— Милая кузина, — вмешалась тут красавица Иоанна Грей, дочь родной сестры короля Генриха, — ваша насмешка звучит плохо, потому что она ударяет в щит рыцарского рода Англии.
— Леди Джэн, — возразила рассерженная Мария, — как жаль, что Гилфорд Варвик не выбрал ваших цветов вместо моих!… Вы так высоко цените отродье старого волка! Может быть, тогда он немного вежливее нагнул бы свою бычью шею.
Перебранка была прервана звуком труб, возвещавших начало состязания. Всадники пришпорили своих коней, облако пыли на короткое время скрыло дерущихся, когда же оно рассеялось, то на арене оказались там и сям рыцари, выбитые из седла, сломанные копья, упавшие лошади. Рыцари, усидевшие на конях, повернули назад для новой схватки. Король торжествовал: его партия отличилась на славу.
Раздался новый трубный сигнал — и кони опять помчались по арене, на этот раз для решительного боя. Старый Варвик ехал возле короля, за ним его внук, тогда как Гилфорд дрался с левой руки отца.
Предстояла так называемая «схватка», при которой, однако, сражались тупыми копьями. Старый Варвик сбросил своего противника наземь, но случилось так, что другой рыцарь одновременно наметил Варвика для своего удара, видя, что маститый граф сражается с другим, нападающий уклонился в сторону, но тут копье пажа так сильно ударило его по шлему, что стальные застежки отскочили.
При этом столкновении партия Килдара вторично уступила в ловкости партии короля, которой и был присужден таким образом приз. Король взял золотую цепь и подал ее принцессе Елизавете, чтобы она украсила ею, вместо него, самого младшего из бойцов, который хотя и против правил вмешался в бой, но храбро постоял за себя.
Небезынтересное зрелище во время турнира и раздачи наград представляла собой королевская ложа, где помещались принцессы со своей кузиной.
Хотя Мария только что вышла из отроческих лет, а Елизавету можно было назвать еще ребенком, однако они обе сознавали, что в качестве королевских дочерей считаются первыми дамами в государстве и стоят рангом выше своей двоюродной сестры леди Грэй, которой в то время было тринадцать лет. Принцессы отличались большей зрелостью, чем прочие девушки их возраста, но не только вследствие своего воспитания и высокого положения, суровый жребий, назначенный им роком, более всего иного рано приучил их благоразумно мириться с неизбежным и применяться к обстоятельствам.
Обе принцессы, как Мария, так и Елизавета, знали, что отцовский каприз ежеминутно может уничтожить их и что от умения угодить ему зависит все, даже то, оставит ли он свою корону одной из них или своему сыну Эдуарду. Никто их троих детей Генриха собственно не мог заявлять законные права на английский престол, потому что мать принцессы Марии была отвергнута королем и их брак был признан недействительным, а мать Эдуарда, Джэн Сеймур, хотя и умерла королевой, но сам он был меньшим сыном. Мать Елизаветы сложила голову на эшафоте, зато память Анны Болейн была королю дороже, чем память матери Эдуарда. Елизавета была строго воспитана в англиканском учении, Мария, напротив, была католичкой, и различные религиозные партии в стране возлагали поэтому надежды на ту или другую из принцесс.